"На меня орал глава государства - я должен был кем-то стать", - говорит о себе художник Борис Жутовский. Кем стал один из главных героев скандальной выставки в Манеже 1962 года, можно увидеть в галерее "Романовъ", на выставке, открывшейся накануне 75-летия художника. Здесь представлены работы, созданные им за последние полвека. О пережитом за эти годы, о своих взглядах на мир и на творчество рассказывает сам Борис Жутовский.

Круг художников, в котором находился и я, попал тогда, в 62-м, под разгром из-за игры случая. Нас в Манеж, что называется, внесли под посещение императора.

Мы понятия не имели о сложившейся к этому моменту в Союзе художников ситуации: одна команда живописцев, находящаяся у власти, решила, что пора сводить счеты с другой командой, так называемой "девяткой МОСХа", которая подошла к этой власти слишком близко. И чтобы убивать наверняка, придумала, как воспользоваться обстоятельствами и сделать это руками первого человека в государстве. Мы оказались лишней козырной картой в этой игре, случайной радостью.

Мы были наивны и глупы, мы, конечно, думали, что "вот приедет барин, барин сам рассудит, барин сам увидит..." Хрен...

Хрущева привели, стали водить по этой выставке, притаскивали его к тем картинкам, которые должны были вызвать у него гнев и раздражение. Вкусовое отторжение. Это была "Обнаженная" Фалька, и Никонов, и Андронов, и Штеренберг, и еще целый ряд мастеров. А после этого его повели к нам наверх, и началось...

Мне, что называется, "повезло": у меня висели там четыре картинки, и так получилось, что обо все четыре он споткнулся, и я, что называется, четырежды предстал пред светлые очи...

После Манежа я два года был без работы. Правда, в издательстве сказали: Боба, делай книжки и выписывай деньги на приятелей. Но формально я не имел права работать. Потом в октябре 64-го Никиту сняли, его "враги" были прощены и могли жить как раньше, их оставили в покое, не более того. Работы художников так и остались чуждыми для власти.

Первая выставка у меня состоялась, когда мне было 58 лет. Ничего нельзя было выставлять. Слава богу, что за это не сажали. Но страх - вещь сильная. Я помню, как шел первый раз в гости к Фальку. Мы договорились с ним по телефону. А когда пришли к Фальку и стали звонить в дверь, он раз пять переспросил, кто это, правда ли, что это мы... Открыл на цепочку, посмотрел, только потом впустил.

А как могло не быть страха, когда всю мою юность, практически всю первую половину жизни считалось, что, если в семье никто не сидел и не был в лагере, - это подозрительно. Времена меняются, а люди меняются гораздо медленнее.

Вся эта история с Манежем мне уже осточертела. И неожиданно совершенно вышла такая игра, что она как бы обрела новый контекст. Я, готовясь к выставке, вспомнил, что в то лето 62-го года было от Белютина задание - мы сделали некоторое количество картинок. Когда нагрянула выставка в Манеже, то мы выбрали картинки из этого задания наиболее спокойные. Нам казалось, что начальство может быть удовлетворено "более спокойными" картинками. Дураки, конечно, но... А потом от страха и досады на все происходящее я все эти картинки засунул в гараж. И они в гараже валялись. Я недавно вспомнил о том, что они там есть. И под кучей баллонов, старых и ржавых канистр я нашел одиннадцать картонов того времени, два из которых успел к выставке реставрировать.

Я не верю в то, что существует абстрактное искусство. Я не знаю, что это такое. Это, скорее, имя собственное. То есть явление так назвали. Слово не имеет никакого отношения к сути этого явления. Потому что, какой бы художник ни был, картина - это все равно ассоциативная реакция на видимое, проживаемое, чувствуемое или вспоминаемое. Это все равно из реальности. Другое дело, что оно может не иметь, скажем, аналогии по контуру, по цвету или по форме. Но это ничего не значит. Поэтому нет у меня абстрактных картин, есть картины, в которые я играю.

Игра - это очень важное дело. Например, одна из тем, которая мне кажется важной, - это "случайное и закономерное". Природа - это случайно. Когда я наливаю лак, делаю грунт какой-то, рельеф - это случайная форма.

Для меня бесконечно важное дело - явления природы. То, как золото и лак играют между собой, - это явление природы, это они играют, не я. Или когда я делаю рельефы и они покрываются кракелюрами. Я знаю только одно: как я могу сварить "кашу" до такой степени, чтобы кракелюры были мелкие или крупные. Это единственное, чем я могу управлять. Все остальное - само по себе. Я прихожу наутро в мастерскую и смотрю, что и как треснуло. А дальше - не знаю, что делать. Дальше я должен придумывать. Это все не на раз, не спонтанно. Поэтому от начала до завершения картины проходит, наверное, не меньше полугода.

В наше с вами время произошла революция - это революция скорости передачи и приема информации. Раньше, чтобы позвонить, вы должны были подойти к телефону-автомату, найти две копейки, опустить туда, набрать номер, если вашего приятеля нет - подождать... Теперь вы можете набирать номер, едучи в машине. Время поменялось, скорости поменялись, обстоятельства поменялись.

Это относится и к искусству. Есть ощущение, что ты должен как можно скорее нарисовать или написать, как можно скорее сдать, как можно скорее получить деньги и как можно скорее взять следующий заказ. Это неверно, потому что искусство - это занятие личности во времени. А личность во времени не может изменить свое поведение.

Сознание, ощущения меняются в своем ритме. Война 1812 года родила роман "Война и мир" почти через шестьдесят лет.

Я должен делать картинку ровно столько, сколько я должен ее делать. Вы меня можете не подгонять - я все равно не сделаю быстрей. Потому что я делаю "штучный" товар, и он зависит от моей скорости.

Ремесло не может быть торопливым. Процесс должен занимать ровно то время, которое он должен занимать. Мастерство должно оттачиваться годами.

Да, я мастер на сегодняшний день. Мне для того, чтобы точно решить, куда и что положить, требуется гораздо меньше времени, чем когда-то. Но за этим-то стоят пятьдесят лет ремесла!

Самосовершенствование важней успеха, сто процентов. Потому что жизнь конечна, и я должен к старости быть умелым. Но спешка все равно не даст результата.

Мне повезло: жена была хорошая. Она спрашивала: "Боба, сколько у нас денег на сберкнижке?" Если было прилично, она говорила: "Я работаю, я получаю зарплату, деньги у нас есть, значит, эти полгода ты не делаешь книжки, а делаешь свои картинки".

Китайцы говорят: тяжело жить в эпоху перемен. Когда в стране начались перемены, я года два в депрессии был. Плохое ли раньше было, хорошее, но мы уже угнездились, у меня уже в песке ямка по форме моего тела, есть кучка под камушком, куда мы складываем запасы еды... И вдруг приехал бульдозер и все к чертям снес. И вам говорят: пожалуйста, стройте на этом месте новый дом. А я не хочу, я там привык.

Все же тогда рухнуло. Новая плата за то, за это, продуктов нет или они стоят дороже, а где деньги брать? Издательские дела кончились, картины еще никто не покупал. А тут мама старенькая, а тут еще какие-то обязательства перед домом и семьей. И ты без дела сидишь, без привычной формы зарабатывания денег. Все заново надо было отстраивать.

У меня есть одна "проблема": меня одолевают идеи. И я их пытаюсь воплотить изо всех сил. Мне это интересно. У меня 2500-3000 картинок. Казалось бы, ладно, перестань, Боба, начни торговать тем, что у тебя есть. А куда я дену желание работать?

Хотя есть проблемы. В нормальном мире есть арт-дилеры, которые занимаются моими проблемами, получают от этого свой процент, пока я занимаюсь своим творчеством. Таких людей у нас в стране очень мало, практически нет. По большей части дилеры - убогие люди, не обладающие теми качествами, которыми должны обладать. Лучший художник для них - это художник мертвый. Их стратегия, как у всех советских людей: схватить, продать - и свалить.

Все революционировало, но ничто еще не переменилось.

Эпоха придворных художников никогда не пройдет. Потому что всегда будут люди, которые биологически чувствуют свою недолговечность по одаренности и пытаются урвать все при жизни. Но в этом поведении есть одна мистика. Как только вы начинаете стучаться, впихивать, заниматься - вы забываете о мастерстве.

А есть художники, которые понимают, что они должны, и не могут делать другого: "Я без этого не могу жить - и занимаюсь этим, вот и все". Только одержимость ремеслом есть качество существования человека на земле.

Только постоянное стремление к самосовершенствованию через двадцать-тридцать лет превратит вас в высокого профессионала.

Записала Елена Жукова

Иллюстрации (сверху вниз):

1. Б.Жутовский "Автопортрет", 1961

2. Б.Жутовский "Везувий", 2007