На грани критики

«Пристань» Римаса Туминаса – спектакль, почти полностью исключающий возможность критического высказывания. История и мотивы его создания вызывают одно чувство – искреннего и глубокого уважения. Еще недавно непростые взаимоотношения известного прибалтийского режиссера с труппой Театра им. Вахтангова давали почву для дискуссий и сплетен большинству центральных СМИ. И вот новому художественному руководителю удалось разом укрепить с трудом наведенные мосты, отдать дань памяти основателям театра и дань уважения старшему поколению вахтанговских звезд.

Все это Туминас сделал, кажется, самым уместным и изящным способом. Он пренебрег традиционными пыльными выставками прежних достижений в фойе театра или плакатами с оптимистичным общим фото на фоне его фасада. Режиссер дал Вяч. Шалевичу, В. Лановому, Ю. Борисовой, Ю. Яковлеву, В. Этушу, И. Купченко и Е. Князеву, Л. Максаковой еще одну возможность выйти на сцену, позволил им заниматься любимым делом. Всю изощренную филигранность своего таланта Туминас употребил на то, чтобы создать актерам комфортные условия. Он выстроил мизансцены таким образом, чтобы исполнители могли передохнуть, не переставая быть центром, ядром эпизода. Составил спектакль из сюжетно не связанных между собой эпизодов. Даже программка «Пристани» разбита на отдельные карточки, последовательность и состав которых легко изменить. Точно так же в случае болезни одного из актеров составляющие постановку картины «перетасовываются» - быстро и с минимальным ущербом для целого.

О нетерпимости, даже жестокости нашего общества к пожилым людям говорится в последнее время много и абсолютно справедливо. Значительная часть этих претензий может быть переадресована и миру театральному - тем заметнее и ценнее деликатность Римаса Туминаса.

Итак, «Пристань» - прекрасный подарок к 90-летию Театра им. Вахтангова. Одна из самых ярких премьер прошлого сезона. Обладатель многочисленных премий. Бенефис актеров, любимых несколькими поколениями. Образец уважительного, даже трепетного отношения к традициям. И … шантаж. Грубый, безоговорочный в своей неосознанности. Принимая то, что остается за сценой – т.е. цели и мотивы режиссера, мы вынуждены принять и происходящее на сцене, т.е. спектакль как таковой. Сказать, что «Пристань» не понравилась или не сложилась, не поворачивается язык. Почему-то кажется, что это равносильно проявлению неуважения к актерам, отрицанию идей, проводником которых стала постановка. В итоге зрители (в том числе и профессиональные зрители, они же критики) либо рассыпаются в неумеренных похвалах, либо ограничиваются неопределенным: «Ну там же Этуш/Яковлев/Максакова и т.д.»

Постановка, включенная в репертуар известного театра и тем самым вынесенная на суд публики, возможность такого суда – иными словами, возможность объективного анализа – исключает. «Пристань» оказывается вне художественного процесса. И на спектакль идут не для того, чтобы погрузиться в его особую атмосферу, а чтобы увидеть вахтанговских звезд, «пока все они еще живы». Наверное, это неизбежно – как оборотная сторона гипертрофированного почитания. Но все же не стоит забывать: актеры выходят на сцену, чтобы играть. Именно уважение к их таланту и профессионализму позволяет и даже обязывает оценивать «Пристань» без неуместной снисходительности и неуклюжих скидок на возраст.

Сделать это намного проще, разделив социальную и собственно театральную составляющую спектакля. О первом аспекте речь шла выше. Он дает «Пристани» своего рода carte blanche, безусловное и безоговорочное право как можно дольше не сходить со сцены. Но сам по себе не позволяет отнести постановку к категории шедевров. Скорее наоборот. Захваченный гуманистическими порывами, режиссер невольно отвлекся от художественных задач. И результаты не заставили себя долго ждать.

Логично предположить, что связующим звеном между эпизодами постановки является ее название. Что Туминас дает актерам возможность подводить итоги, говорить о сомнениях и вере, наивности и мудрости, времени и вечности, угасших мечтах и сохраненных идеалах. Но если первая половина спектакля с историей мятежника, доживающего свой век в лоне слабости и сожалений («Жизнь Галилея» Б. Брехта), трогательным бенефисом немолодой певицы («Благосклонное участие» И. Бунина) и стихами Пушкина эту иллюзию поддерживает, то ближе к концу «Пристань» буквально разваливается на части. И дело не только в том, что в фарсе об обманутом любовнике и фиктивном браке («Филумена Матурато» Э. де Филиппо) или в надрывных, азартно страстных сценах из «Игрока» Достоевского трудно обнаружить следы мирного пристанища.

Фрагменты спектакля слишком различны. Это проявляется в жанровой принадлежности, тематике, продолжительности и интонации: от легкой иронии до пафоса, от сентиментальной грусти до трагедии на разрыв аорты. Составить из этой пестрой мозаики единое полотно почти невозможно... В итоге финальный аккорд «Пристани», когда на развевающемся занавесе проступают фотографии тех, кому театр обязан богатством и яркостью своей истории, по эмоциональному воздействию перекрывает четырехчасовую постановку. И вопрос: «Почему на звездном спектакле так часто бывает скучно?» настойчиво требует ответа. Кроме отсутствия сквозного сюжета и общей идеи, в списке причин: нехватка внутреннего напряжения, выключенность перенесенных на сцену эпизодов из общего контекста произведения - и сам подбор этих эпизодов.

Большинство зарисовок Туминаса моноцентричны. Это не значит, что в них задействовано мало актеров. В уже упомянутом «Игроке» или «Визите дамы» Ф. Дюрренматта занято более десяти исполнителей. Однако они не претендуют на зрительское внимание или участие, напоминая жизнеподобные манекены, окружающие Бабуленьку в исполнении Людмилы Максаковой и Юлию Борисову в роли Клары Йаханессьян. Вероятно, режиссер намеренно ослабил некоторые образы и роли, чтобы приблизить «Пристань» к череде бенефисов. При этом не заметив, как спектакль утрачивает главное драматургическое свойство – диалогичность. Вместе с достойными собеседниками из большинства эпизодов уходит движение, конфликт, и вахтанговским звездам приходится заполнять образовавшуюся пустоту собой, держать зал одной энергетикой и личным обаянием. Что удается не всем и не всегда. Самыми удачными и гармоничными остаются сцены, где есть глубинное взаимодействие. Например, «Темные аллеи» с ярким дуэтом Юрия Яковлева и Лидии Вележевой. Или «Цена» А. Миллера – с нашей точки зрения, один из лучших эпизодов «Пристани». В будничной встрече еврея-старьевщика Грегори Саломона (В. Этуш) и владельца отжившей свой век мебели Виктора Франка (А. Рыщенков) соединилось все.

Ирония, придающая диалогам красочность и глубину. Пожалуй, именно ее больше всего не хватает «Жизни Галилея». Вырванный из общего контекста пьесы, монолог отверженного ученого (несмотря на усилия Вяч. Шалевича) кажется чересчур пафосным – и оттого безличным.

Ненавязчивая символичность. Скрытый смысл присутствует и в других эпизодах «Пристани». Особенно запоминается финал «Визита дамы», открывающий в изнеженной мультимиллионерше Кларе черты самой смерти. И все же это яркое, но однократное озарение уступает предоставляемой Миллером возможности расшифровать каждое слово, которое, как комета на ночном небе, оставляет за собой хвост трактовок, не утрачивая при этом и простого бытового смысла.

Совпадение атмосферы произведения с темпераментом актеров. Отсутствующее, например, в «Филумене Матурато», чрезмерной и потому неубедительной в своей экспрессивности.

Глубокий и проникновенный разговор об уходящей эпохе и ее красоте, человеческой душе и ее безграничности. Разговор, который под силу вести (если не «только», то «прежде всего») старшему поколению вахтанговских актеров. Представление о том, каким он может и должен быть, дает не только «Цена», но и искрящееся «Благотворное участие». Незамысловатая, слегка насмешливая история возвращения на сцену немолодой примадонны благодаря изяществу бунинского текста и удивительной энергетике Галины Коноваловой захватывает, поглощает. Заставляет забыть о времени, о возрасте актрисы, о том, что эпизод монологичен, что со сцены на протяжении получаса звучит всего лишь рассказ о премудростях дамского туалета и маленьких хитростях престарелой кокетки. Он произнесен так, что не остается ни малейших сомнений: мы вступили в сферу искусства. И то, что происходит на сцене, - вне (выше!) скептических взглядов и критических оценок. Без всяких скидок, уступок и размышлений о социальной значимости.

Источник фотографии:Официальный сайт Театра имени Евгения Вахтангова

       
Print version Распечатать