Ментовская перепись

МВД России сообщило отрадную новость: в недрах ведомства создан реестр всех осужденных чиновников и бизнесменов, которым запрещено занимать руководящие посты. Возникает более или менее обоснованная надежда на то, что проворовавшиеся и коррумпированные госслужащие и топ-менеджеры компаний действительно будут лишены доступа к хлебным местечкам хотя бы на время, определенное судом.

Вообще-то говоря, такая система запрета на занятие определенных должностей вполне может стать одной из основ антикоррупционной политики государства. Но тут важна, во-первых, последовательность, а во-вторых, готовность расширить санкции за коррупцию.

Дело в том, что коррупция по сути своей - это бизнес. Главное и принципиальное его отличие от легального бизнеса - норма прибыли. В коррупционном бизнесе норма прибыли запредельна и намного перекрывает "плату за риск". В этом смысле (как и в правовом отношении) коррупция стоит в одном ряду с торговлей наркотиками, оружием и "живым товаром".

Основная характеристика бизнеса с подобной нормой прибыли - это, говоря словами Маркса, то, что "капитал готов на все". Никакие угрозы, уголовные статьи, штрафы, тюремные сроки - ничто не способно перекрыть притягательную силу коррупционной нормы прибыли. Единственный реальный эффект от всех подобных санкций - рост "коррупционного налога", который становится как раз той самой "платой за риск" и выплачивается конечным приобретателем услуг и товаров, то есть ни в чем не повинным гражданином или предпринимателем. Чем сильнее угроза санкций - тем быстрее стремится коррупционер накопить "страховую сумму", которая позволит ему минимизировать материальные и моральные потери в случае "провала".

К тому же коррупционный бизнес, как и любой другой противозаконный вид деятельности, формирует сетевые "мафиозные" структуры, обеспечивающие членам сети поддержку и "жизнь после провала". Все эти факторы создают мощнейший "иммунитет" коррупционного организма по отношению практически к любым возможным "лекарствам" и "ядам", которыми этот организм пытаются уморить.

Единственное средство - смерть. Смерть конкретных носителей вируса коррупции. Только максимально реальная угроза смерти может заставить капитал, "готовый на все", задуматься. Например, в рамках фашистского режима Муссолини в Италии, нацистского режима Гитлера в Германии, коммунистического режима Сталина в СССР проблем, связанных с мафией и коррупцией, не было. Именно потому, что коррупционеров просто-напросто расстреливали да вдобавок лишали гарантий существования их семьи. В таких условиях коррупция съеживалась до минимальных размеров (хотя и не исчезала вовсе), была вынуждена приспосабливаться к требованиям и нормам, устанавливаемым государством, и, во всяком случае, теряла возможность диктовать ему собственные правила, навязывать свои интересы, форматировать общественную и государственную среду под свои нужды, как это происходит сейчас в России, как это происходило не так давно в Италии или немного раньше в США, во Франции и других демократических странах.

Итак, угроза смерти - единственное действенное противоядие против коррупции. Весь вопрос в том, каким содержанием наполнить этот термин. Ведь смерть бывает разной. Безусловно, физическое устранение коррупционеров для современной России неприемлемо. Но возможна смерть гражданская, политическая, профессиональная. В Средние века эффективной была процедура отлучения от церкви - анафема. Человек, преданный анафеме, автоматически исключался из списка "членов общества", становился отверженным, прокаженным. Его не нанимали на работу, ему не подавали руки, не оказывали никакой помощи. И такая смерть была ужаснее физической.

Если посмотреть на недавний советский опыт, то некоторое подобие анафемы можно увидеть в процедуре исключения из партии. Для чиновника не было ничего страшнее этого. Исключенный лишался каких-либо перспектив карьеры, от него отворачивались недавние коллеги, он выпадал из реальной служивой жизни.

Что же может быть эквивалентом смерти для сегодняшнего коррупционера или, вернее, для потенциального коррупционера, чиновника или топ-менеджера, еще не включенного или не вполне включенного в коррупционные сети? Единственное средство, которое представляется реальным, - это достаточные гарантии его выпадения из системы, его бесполезности для нее, гарантированный крест на карьере, а также невозможность сохранения и передачи по наследству коррупционных капиталов (будь то деньги, недвижимость или связи).

Поэтому представляется, что система запретов на занятие руководящих должностей для осужденных чиновников и топ-менеджеров, действующая ныне, должна быть усилена. Во-первых, сроки запретов нужно увеличить, дабы за время "вынужденного бездействия" коррупционная сеть напрочь исключила конкретного человека из состава "резерва". В данном случае не важно, что сама сеть вполне сумеет найти ему замену; гораздо важнее, что конкретный человек, с его проблемами, амбициями, семьей и связанными с нею заботами, оказался в условиях, когда он не может рассчитывать на поддержку бывших "собратьев по цеху". Основная цель тут не сеть, а конкретный человек, который может быть "обесценен", а также лишен всех жизненных перспектив, которые он намечал за годы учебы, профессиональной подготовки и т.п.

Во-вторых, запреты должны быть распространены не только на определенные руководящие должности, но и на некоторые виды профессиональной деятельности. Так, осужденным за коррупцию нужно закрыть доступ к преподаванию, журналистской работе, активному участию в политической и общественной жизни.

В-третьих, было бы целесообразно ввести в практику конфискацию имущества, нажитого коррупционером нечестным путем. Сделать это не так сложно, как кажется. Просто надо обязать чиновников и топ-менеджеров регулярно, например раз в год, подавать декларации о доходах и имуществе. Суть задачи - в организации учета и контроля, о чем мечтал еще Ленин.

Наконец, списки осужденных за коррупцию необходимо сделать максимально публичными. Их фамилии и имена, их фотографии должны красоваться на общедоступных сайтах в интернете, ссылки на которые следовало бы разместить на официальных ресурсах государственных органов. Было бы полезно обязать властные и бизнес-структуры размещать материалы об их "родных" коррупционерах в своих официальных информационных ресурсах.

Весь комплекс мер должен быть направлен именно на "имитацию смерти", на то, чтобы человек, идя на коррупционное преступление, знал, что он рискует получить удар, от которого почти наверняка не сможет оправиться, лишившись имущества, положения в обществе, потеряв привычные социальные связи, друзей, утратив надежды на будущее, нанеся тяжелый вред собственной семье, своим детям.

Думается, что если затея с эмвэдэшным реестром будет развиваться в таком направлении, если достанет настойчивости и государственной воли вести дело последовательно, сделать эту работу постоянной и системной, вживить ее в общую кадровую политику государственной и муниципальной службы, обеспечить ее преемственность и в полной мере распространить на область топ-менеджмента в крупном бизнесе, то для России еще не все потеряно в борьбе с коррупцией. Дай Бог, чтобы так и было!

       
Print version Распечатать