Лондонская четверка: Back in Russia

Эскалация конфликта по "делу А.Лугового", повлекшая 16 июля решение о высылке из Великобритании четырех российских дипломатов, не только развелa по разные стороны Москву и Лондон, но и обозначила существенную разницу в аргументах, озвучиваемых обеими сторонами.

На поверхности этого конфликта лежит жесткая риторика с российской стороны: решение британского правительства было названо в Москве "аморальным", "провокационным", "шокирующим", "порочным", "одиозным", "оскорбительным" и т.д. Но куда более важна сама структура дискурсов, формирующихся вокруг этого "июльского обострения".

Первым элементом, заслуживающим внимания, является то, что с обеих сторон присутствуют важные отсылки к сюжетам, далеко выходящим за пределы "дела А.Литвиненко - А.Лугового". Российскую расширительную трактовку лучше других озвучил председатель думского комитета по делам СНГ и связям с соотечественниками Андрей Кокошин: он связал в единую цепочку ряд дипломатических шагов Великобритании и Польши, интерпретировав их как не только недружеские в отношении России, но и подрывающие общую линию Евросоюза на восточном направлении. Этот аргумент подкреплялся тем фактом, что именно Лондон и Варшава на последнем саммите ЕС были наиболее скептически настроены в отношении углубления институциональной интеграции Европы. Доказательства враждебности Речи Посполитой в российских СМИ были преподнесены тут же в виде сюжета о разоблачении шпионской операции польских спецслужб в Белоруссии и встрече польского и американского президентов, обсуждавших детали размещения системы ПРО в непосредственной близости от российских границ.

Таким образом, реакция РФ на "дело Литвиненко - Лугового" превращается в очередную попытку переформатировать "ментальную карту" Европы, которая, согласно давней отечественной традиции, непременно должна предполагать наличие "плохих европейцев", "вредных" не только для нашей страны, но и для самой Европы. Понятно, что акцент на " особую" роль англичан и поляков содержит в себе сильный намек на то, что и те и другие являются наиболее лояльными союзниками США, что и предопределяет их " исключительное" позиционирование как по внутриевропейским проблемам, так и по международным вопросам. В таком объяснении наиболее важно указание на то, что Россия не намерена автоматически проецировать сложности, имеющиеся в отношениях с Великобританией, на весь Евросоюз.

Тактика британской стороны - прямо противоположная: она как раз предполагает в качестве необходимого компонента перенос "дела А.Литвиненко - А.Лугового" на уровень ЕС. Зримым подтверждением этого явилось то, что эта тема была поднята премьер-министром Гордоном Брауном на встрече с немецкой коллегой Ангелой Меркель. Кроме того, Британия также сделала попытку вписать свою позицию в более широкую, хотя и совершенно отличную от российской, систему координат: в комментариях Би-би-си совершенно отчетливо прозвучала мысль о том, что несогласие России выдать А.Лугового - это составная часть жесткой линии Кремля, которая за несколько дней до этого проявилась, в частности, в приостановке участия РФ в Договоре об ограничении вооруженных сил в Европе (ДОВСЕ). Тактика искусственных увязок одних проблем с другими (например, энергетической безопасности - с реакцией России на снос "бронзового солдата" в Таллине) странами Европы применятся уже неоднократно. Если эта линия поведения возобладает на уровне всего ЕС и тем более если со стороны последнего последуют какие-то заявления, которые в Москве будут истолкованы как проявление солидарности с правительством Гордона Брауна, это станет очередным ударом по российско-европейским отношениям, которые и так переживают не самые лучшие времена.

Вторая линия дискуссии, которая разводит наши страны по разные стороны вербальных баррикад, касается квалификации позиций друг друга. Из уст представителя МИД РФ прозвучала уже ставшая дежурной фраза о том, что британская сторона политизирует весь контекст сложившейся ситуации, из чего следует, что сама Россия больше склонна к де-политизированным, техническим решениям, лежащим в правовой плоскости. Но как раз этот самый тезис и оспаривается Великобританией, которая обвиняет Россию в устранении А.Литвиненко именно в политических целях.

В позициях обеих сторон есть свои уязвимые моменты. Конечно, для Москвы весьма выгодно выбрать себе аполитичную роль и ссылаться при этом как на Конституцию, так и на Венскую конвенцию о дипломатических сношениях. Однако между строк большинства заявлений наших политиков и дипломатов легко прочитывается реальная причина, лежащая в основе спора, - это глубоко политический в своей основе вопрос о суверенитете. Такая постановка вопроса содержит в себе значительное искажение в целеполагании: Россия видит свою цель скорее в том, чтобы "показать всему миру", что мы своих не выдаем, чем в том, чтобы гарантировать беспристрастное расследование этого запутанного дела в судебном порядке.

Другим "узким местом" российской линии обороны может стать попытка придать британской политике в отношении России черты исключительности, нетипичности на фоне отношений между Москвой и Брюсселем. Несколько месяцев назад Россия примерно так же пыталась представить поведение Эстонии в связи со скандалом по сносу памятника Советскому солдату, однако вскоре выяснилось, что Таллин получил поддержку как Евросоюза, так и НАТО. Реакция Великобритании на "дело А.Литвиненко - А.Лугового" тоже содержит в себе более широкие смыслы, выходящие за пределы отношений Лондона и Москвы: по сути, прозвучавшее в британском парламенте косвенное пожелание привести российское законодательство в соответствие с "международными нормами" об экстрадиции представляет собой радикальный симптом "европеизации", понимаемой как навязывание странам, не входящим в ЕС, определенных правовых принципов. Но, увидев "кнут", Россия так и не заметила "пряника". Другими словами, России указали на то, как она не должна вести себя, но забыли объяснить, почему она должна вести себя как-то иначе. Таким образом, проблему стимулов, которые предлагаются России в случае того или иного развития событий, Великобритания (равно как и другие страны ЕС), похоже, вообще сняла с повестки дня.

У британской стороны есть и другие спорные аргументы. Два из них отметим особо. Во-первых, специалисты по международным отношениям написали гору статей и книг о том, что тактика жесткой "обусловленности", т.е. постановки перспектив сотрудничества с той или иной "внешней" страной в прямую зависимость от выполнения ею ряда условий, в исполнении стран ЕС практически не работает. По крайней мере, убедительных доказательств обратного найти очень сложно. Во-вторых, можно сколько угодно обвинять Россию в том, что у нее политика идет впереди всего остального, однако вспоминается, что меньше месяца назад крупнейшая британская торговая сеть DSG отказалась от работы на российском рынке (включая разрыв переговоров о покупке российской сети "Эльдорадо"). Причем случилось это вслед за призывом тогдашнего премьера Тони Блэра снизить уровень экономического и финансового сотрудничества с российским бизнесом до тех пор, пока Россия не присоединится к "общим принципам и ценностям" (1).

Наиболее печальный вывод из этой истории напрашивается такой: увы, общая "борьба с террором" не столько объединяет, сколько разъединяет Россию и Великобританию. Ведь именно необходимость "обеспечения безопасности британских граждан" стала основным аргументом в публичном объяснении той линии поведения, которую выбрал Лондон. И тот же аргумент, только с прямо противоположным смыслом, мы услышали из уст представителя российского МИДа, обвинившего Великобританию в отсутствии должной реакции на "неопровержимые доказательства причастности А.Закаева и Б.Березовского к террористической деятельности". Получается, у каждого участника этой истории не только своя "Европа", но и своя "безопасность"?

Примечания:

1. Tai Adelaja. U.K. Store Ditches Its Plans For Russia, The Moscow Times, #3682, June 21, 2007. P.1.

       
Print version Распечатать