Недавно в одном журнале я прочитал о новом веянии, называющемся "буккроссинг": книгу, которую нет необходимости хранить в домашней библиотеке, надо оставить в людном и тусовочном месте, где ее подберет кто-то, кому эту книгу тоже прочитать хочется. При этом книжку надо снабдить ярлычком с электронным адресом, по которому обретший ее сообщит о своей находке.

Я считаю, это хорошая идея. Потому что мне в детстве родители объяснили, что книги выбрасывать плохо. Лучше - не покупать и не читать то, что тебе не особенно нужно. Случилось такое - отдай книгу другому, кто ее взять пожелает. И вообще, книга все же не самый дешевый товар, таковым быть не должна, и зачем, потворствуя интересам книгоиздателей и хозяев распространительских сетей, мы должны снова и снова платить за приобретение очередного экземпляра и увеличивать тиражи?

А они и рады будут - такого напечатают, что господи помилуй.

Правда, я не понимаю, почему книги надо оставлять в каких-то определенных местах, да еще и этот поступок вклеивать во Всемирную паутину? Мне кажется, брошенные книги должны удочеряться анонимно, без выстраивания коммуникационных цепочек, - именно в незнании их судьбы и заключается очарование поступка.

А выброшенные на помойку книги - это ужасно. Когда вдруг находишь книгу, лежащую рядом с мусорным ящиком, понимаешь, что с ее предыдущим владельцем случилось нечто неправильное.

В начале 90-х я жил в кооперативном доме Академии наук на Ленинском проспекте. Выхожу вынести мусор, и вижу, что рядом с контейнером стоит картонная коробка, полная книг. Заглянул - и потащил ее к себе. В ней были интереснейшие востоковедные, и не только, издания, которые сейчас нелегко найти у лучших букинистов. Тома "Махабхараты" алма-атинского издания. Первое издание "Книги перемен" в переводе и с комментариями Щуцкого. "Океан сказаний" Сомадевы и сочинения Калидасы. Книга Щербатского о проблеме нирваны в буддийской философии и "Путешествие на Запад" У Чэнэня. А также "Застольные беседы" Плутарха, переписка Грозного с Курбским, "Круг земной" Снорри Стурлусона и "Мельмот-скиталец" Мэтьюрина в академических изданиях.

Понятно, что случилось. Умер какой-то ученый, а его родственники или кто-то другой, решили, что вся эта чушь в условиях наступившей свободы и капитализма - совершенно ни к чему. Почему они книги не отнесли букинисту - не знаю. Наверно, они полные идиоты. А с другой стороны, тогда и букинистические магазины, кажется, куда-то делись. А так - спасибо им. Книги у меня стоят на полках, задаром. Но все равно печально.

Да и я однажды выбросил на помойку книги, причем много, не меньше пятидесяти томов.

Дело было так: лет семь назад мне пришла в голову глупая идея. Я решил написать книжку, исследующую феномен постсоветской мусорной литературы, и у меня даже была предварительная договоренность о ее публикации в одном маленьком высоколобом издательстве, ныне уже сменившем ориентацию.

Работой я занялся честно. Покупал книжки и читал. Я читал Маринину и Донцову, Дашкову и Бушкова, читал про каких-то Бешеных, про бандитов, банкиров, следователей, проституток, честных девушек и честных русских и нечестных инородцев, про шпионов, гебешников, грушников, спецназовцев, политиков, террористов и прокуроров, про Турецкого и еще хрен знает про что.

В какой-то момент я понял, что произвести анализ прочитанного не способен. Потому что начал себя чувствовать очень плохо, меня начало тошнить. Не в переносном смысле, а в совершенно прямом. Сильно болела голова, и случались рвотные позывы. От этой симптоматики я избавился, сложив книжки-какашки в старый чемодан и оставив их возле помойки.

Часа через три прохожу мимо - чемодана нет. Может, кому-то понадобился чемодан, а может эта гнусь нашла другого адресата.

Чтение плохих книжек вызывает те же симптомы и у других. Тогда же приблизительно такой же задачей занялся мой коллега по "Русскому Журналу" Андрей Ковалев. Поле своего исследования он сузил: решил анализировать женские романы. Не знаю, дело ли в том, что женские романы еще тошнотворнее Бушкова, Бешеного и прочих, или у Андрея иммунитет ниже, чем у меня, но прочитать он смог всего пять книжек. Его затошнило, и он почувствовал необходимость напиться.

С утра ему было плохо, но по более естественным причинам. Он излечился: похмелье вышибло из организма культурную тягу проблеваться.

Так что иногда книги все же выбрасывать можно. Хотя... Я, наверно, отвечаю за тех, кто нашел этот чемодан с мусором?

Вернусь к буккроссингу. Моя жена им занимается уже несколько лет. Пытаясь отвлечься от своих искусствоведческих занятий (а она искусствовед), за завтраком и в метро читает детективы, не самые кошмарные, - из тех, что в "Иностранке" печатают Григорий Чхартишвили с Сергеем Пархоменко. Держать прочитанное в нашей маленькой квартирке нет никакой возможности, необходимых книг уже столько, что жилище похоже не то на библиотеку, не то на книжный склад. Поэтому, прочитав очередное "серьезное отношение к несерьезному жанру", она относит его на подоконник в подъезде.

И оно быстро исчезает.

Полагаю, соседи догадываются, откуда книжки берутся. Но с большинством соседей по подъезду мы не знакомы, живем анонимно. Наш дом не тусовочное место для буккроссинга, это обычный московский дом, в котором живут москвичи разного возраста, разных профессий и разной этнической и религиозной принадлежности. От курдов-езидов до отставного полковника в камуфляже, и от слепенькой бедной бабушки в темном платочке до тетеньки в дорогой шубе, прогуливающей по двору на шлейке роскошную трехцветную кошку.

Кто эти книжки берет и читает, не имею понятия. Конечно, вряд ли бабушка, но это могут быть и езиды, и хозяйка кошки, и полковник, и аварский бизнесмен, содержащий на первом этаже какую-то контору.

Наверно, моя жена заразила соседей идеей обмена книгами. Потому что несколько дней назад выхожу на лестницу и вижу, что на подоконнике в подъезде лежит аккуратная стопка томов. Я их стал просматривать.

Это был странный набор. Кое-что я сразу решил оставить на подоконнике - романы Пикуля, "Бруски" Панферова и "Педагогическую поэму" Макаренко. Я оставил лежать также книжки Гаррисона и что-то издания конца 80-х, про роль родителей в будущей жизни их детей. Наверно, я был прав: эти книги лежали на подоконнике еще три дня, никого не заинтересовали, а потом их, видимо, выбросила в мусоропровод уборщица. И это свидетельствует, о том, что у моих соседей неплохой вкус.

А домой я принес следующее (жена буркнула: "Опять дерьмо тащишь в дом" - почему дерьмо, интересно же!):

"Химия в жизни", изд-во "Советский рабочий", 1965. С чудесными по глупости советскими модернистскими рисунками и со сведениями о том, как самому приготовить ваксу для ботинок, а также о том, что стиральные порошки, произведенные в Тирасполе, Таллине и в Новомосковске по всем показателям превосходят их аналоги, сделанные в Иране, Италии и даже в ГДР. Вот как - значит, в СССР торговали итальянскими детергентами? Что-то не помню.

Джордж Гордон Байрон, "Избранное", "Правда", 1982. Очень неплохое, между прочим, издание, хоть и напечатано на газетной бумаге.

А.С. Пушкин, "Медный всадник. Jezdziec medziany", изд-во "Русский язык", 1984, со вступительной статьей С. Бонди и с иллюстрациями А. Бенуа. Как можно было оставить эту книгу, предназначенную полякам, изучающим русский язык, в которой такие сноски: "убогий - bardzo biedny"? Что после этого ждать от президента Качинского, а ну как он по этой книге учил русский?

"Поэты пушкинского круга", опять "Правда", снова на газетной бумаге, 1983. Пушкина у меня и так достаточно, как и Баратынского, Дельвига, даже Рылеева. А слепого поэта Ивана Козлова по упущению не было. Но ведь как славно:

"...И мольбе твоей и стону

Африканец не внимал;
В страсти буйной Десдемону
Он для сердца сберегал.

И, любовник безнадежный,
Звездный мир страша собой,
Все кометою мятежной
Он стремится за тобой".

Умри, Александр, лучше не скажешь!

Генри Райдер Хаггард, "Копи царя Соломона" и "Прекрасная Маргарет", Минск, "Белорусская советская энциклопедия имени Петруся Бровки", 1990. Про Петруся Бровку у меня, к стыду, смутные знания. Наверно, Лукашенко про него знает лучше, чем я. А Хаггарда я, как наверно, белорусский президент, не читал с подросткового возраста. Пора перечитывать.

"Армянский фольклор", изд-во "Наука", 1979. Чудесная книга! Я давно подозревал, что мы живем под угрозой всемирного армянского заговора: если армяне насчет себя сочиняют во всех странах, где они угнездились, столь дзенские анекдоты, то деваться некуда. В этой конспирологической идее меня утвердили безумные байки про "знаменитого карабахского балагура Пыл-Пуги", жившего в незапамятные времена. Умри, Петросян, не позорь народ.

Вовсе антиквариат: "Одноэтажная Америка" И.Ильфа и Е.Петрова, изд-во ЦК ВЛКСМ, 1947, фотографии И.Ильфа, оформление С.Пожарского. Зачем выбрасывать надо было, или это результат горячки антиамериканизма? А Америка - что Америка. Какой была шестьдесят лет назад, такой и осталась. Одноэтажной, и крышу иногда сносит.

Джон Бойнтон Пристли, "Избранные произведения", "Художественная литература", 1990. Что мне Джи-Би сдался, тем более что парочка его книг у меня и так есть? А дело в том, что шесть в новых костюмах лучше, чем "Три в новых костюмах", а два сэра Майкла и два сэра Джорджа в еще большей степени являются гарантией нерушимости бытия, чем просто "Сэр Майкл и сэр Джордж".

И.Гончаров, "Обыкновенная история", "Современник", 1983. "Фрегат Паллада" - одна из моих любимых книг, ее бы кусками сейчас перепечатывать в журнале "Туризм и отдых". "Обломов" с "Обрывом" на полке стоят. Но третьего "О" у меня почему-то пока не было. Теперь есть. И вообще, чудесно:

"- И мне тоже... ах!

И ничего не сказали или почти ничего, так кое-что, о чем уже говорили десять раз прежде. Обыкновенно что: мечты, небо, звезды, симпатия, счастье. Разговор больше происходил на языке взглядов, улыбок и междометий. Книга валялась на траве".

Книга валялась... На подоконнике. А теперь стоит у меня на полке.

Николай Островский, "Как закалялась сталь" и "Рожденные бурей", изд-во "Правда", 1982, со штампами районной библиотеки. Кому и зачем пришло в голову тырить Островского из библиотеки? Ума не приложу.

"Как закалялась сталь" я читал, когда в школе заставляли, "Рожденных бурей", кажется, не читал вовсе. Бог миловал. Попытался прочитать сейчас - совершенно невозможно. Это (как и про Павку Корчагина) что-то совершенно болезненное. Конечно, Островского жалко, но и нас жалко: зачем нас в школе таким мучили?

Эрнест Сетон-Томпсон, "Рассказы о животных", изд-во "Ээсти Раамат", 1980. В детстве это была (в другом издании, естественно) одна из любимых моих книг. И я очень рад, что снова ее обрел. С удовольствием перечитываю "Королевскую англостанку", "Мустанга-иноходца" и "Джека - Боевого Конька". А еще меня почему-то радует, что издана эта книжка в Таллине, в котором я, к сожалению, с советских времен не бывал.

Максим Горький, "Детство. В людях. Мои университеты", изд-во "Художественная литература", 1970. Горького тоже не читал со школьных времен, да и тогда мне чтение его творений давалось мучительно. Сейчас перечитал и пришел к полному согласию с Набоковым, Горького сравнившим со скучным огромным гипсовым кубом, занимающим очень много пространства, - взять бы что-нибудь тяжелое, да и треснуть по нему изо всей силы, чтобы развалился.

Виктор Ерофеев, "Русская красавица", АО "Политекст", 1992. Привет из позднеперестроечных времен! Виктора я знаю еще со времен среднего застоя, отношусь к нему с уважением хотя бы за то, что он еще в 70-е умудрился защитить диссертацию по поводу маркиза де Сада, другие его книжки читал (без особого восторга, впрочем), а "Русскую красавицу" - нет. Пока руки не дошли - Горького перечитывал, так что суждения не имею.

М.И.Авдеев, "Краткое руководство по судебной медицине", изд-во "Медицина", 1966. Жутковатое, сами понимаете, чтение. И картинки соответствующие: "Взрыв керосинки. Смерть от шока", "Выстрел дробью не на близком расстоянии", "Схема поражения электротоком ребенка". И впечатляющий список опечаток. Например, "Подпись под рис. 13 (на вклейке) читать: "Железнодорожная травма. Следы переезда - открытые переломы плеча". Под указанной устрашающей фотографией подпись: "Положение трупа на полотне железной дороги. Самоубийство".

Вот такой странный буккроссерский набор я обнаружил на подоконнике в своем подъезде. Горького и Островского я отнесу обратно на подоконник, может, кому сгодятся. "Судебную медицину" - тоже. Я не судмедэксперт, а книжка не менее тошнотворная, чем Бушков. Да и "Химия в жизни" мне ни к чему. Ваксу я сам варить точно не стану, со стиральными же порошками и так все понятно.

Но несколько странный создается портрет человека, вынесшего это все на подоконник, не так ли? Где "Медный всадник" для поляков, изучающих русский, где сворованная из библиотеки "Как закалялась сталь"? Какая связь между "Судебной медициной" и "Армянским фольклором"? И почему, например, в этом подарочном наборе не было "Истории философии" Бертрана Рассела и "Малой земли" Леонида Брежнева? Непонятно. Ответ на вопрос я, наверно, не найду. Не ходить же по квартирам и приставать с расспросами к соседям.

Потому что, повторяю, вся прелесть в случайной находке книг - в анонимности.