"Русский журнал": В СМИ распространяется информация, что Алексий II заявил о введении с 1 сентября 2009 года во всех школах России предмета "Основы православной культуры". Каково ваше отношение к этому заявлению?

Егор Холмогоров: Прежде всего, нужно дождаться какого-то официального подтверждения этой информации, потому что на сегодняшний момент не понятно, идет ли речь о желаниях РПЦ, или о чем-то окончательно согласованном с государственной позицией. Если речь идет о втором, то можно только приветствовать такое развитие событий.

Самое главное в данном случае, что кризис в отношениях государства с РПЦ, наметившийся в связи с вопросом об ОПК в прошлом году, можно считать исчерпанным. Тогда был принят закон, предусматривавший ликвидацию региональных компонентов в стандартах образования, в которые тогда и включался ОПК в качестве обязательного дисциплины. И тогда многим показалось, что это конец ОПК.

Но если информация, о которой мы говорим, подтвердится, то это означает компромисс для всех. С одной стороны, ОПК включается в общегосударственную федеральную сетку преподавания. Соответственно, сам статус предмета существенно повышается. С другой стороны, этот предмет является обязательным только в общем виде. Насколько я понимаю, обязательным будет предмет "Духовно-нравственное воспитание". А дальше будет проходить разбивка по основным конфессиям, таким как православие, ислам, буддизм в соответствии со списком "Основных конфессий", а атеистам в этой связи будут преподаваться "Основы этики". Это вполне разумный компромисс. Все учащиеся, которые идентифицируют себя с православием, будут получать основы православной культуры. Те, кто не хочет изучать ОПК, будут изучать соответствующие курсы по этике или другой религии. Ранее в какой-либо Курской области ОПК был введен для всех - и мусульман, и атеистов, что и стало основой для нападок на ОПК.

РЖ: В истории России есть ряд прецедентов в преподавании "духовно-нравственных предметов" в школах. Например, преподавание "Закона Божия" в XIX веке не избавило Россию от появления атеистов и активного распространения атеизма во второй половине XIX века. Не получится ли сегодня, что обязательное введение ОПК вызовет отторжение от православия?

Е.Х.: В дореволюционной России атеистическая молодежь выросла совсем не из-за того, что преподавался "Закон Божий". Это логика примерно как в анекдоте: как доказать вред огурцов? Ответ - сто процентов людей, евших огурцы, умерли или умрут. Значит, огурцы представляют собой смертельную опасность.

Атеизм сформировался не в результате преподавания "Закона Божия", а в результате очень агрессивной, временами разнузданной антицерковной пропаганды, в том числе материалистической. Преподавание "Закона Божия" как раз способствовало тому, что у значительной части тогдашних людей сформировало какую-никакую базу эклектической оценки этой пропаганды, которую тогда интеллигенция осуществляла очень активно. Если эта ситуация повторится сейчас, то, возможно, какая-то часть религиозных людей окажется подверженной этой пропаганде, но совсем не из-за преподавания ОПК. Наоборот, преподавание ОПК поможет избавиться значительной части людей от совершенно ложных и абсурдных представлений о православии, которых сейчас очень много. Многие критики православия зачастую демонстрируют потрясающую невежественность. С этим надо что-то делать. И ОПК может помочь в решении этой проблемы.

РЖ: Как может быть решена проблема кадров для преподавания ОПК?

Е.Х.: Такой проблемы как раз не существует. Для этого достаточно курсов повышения квалификации учителей, которые готовы этот предмет преподавать. В 2005 году я участвовал в конференции педагогов в Екатеринбурге. Тогда я у меня сложилось впечатление, что учителя готовы и хотят преподавать ОПК. Более того, для них это материально выгодно, это добавляет определенную ставку в сетку часов. И они готовы подтягивать свой образовательный уровень, готовы сами осваивать этот предмет, чтобы затем передавать свои знания детям. Речь идет ведь ни в коем случае не о трансляции религиозной веры. Речь о трансляции объективных знаний, о том, что такое православная культура.

Поэтому такой метод преподавания этой дисциплины окажется не менее эффективным, чем преподавание других дисциплин, а скорее всего, и более эффективным. Во-первых, это освоение чего-то нового, а все новое - это всегда интереснее, чем старое. Во-вторых, все-таки этот предмет обладает для значительной части учителей определенной субъективной внутренней ценностью. Поэтому предположение, что предмет будет вестись плохо или хуже, чем остальные предметы, безосновательны.

РЖ: Учителя хотят преподавать этот предмет. А хотят ли школьники его изучать? Все-таки школьники не любят учить уроки и не слишком-то положительно относятся к преподаваемым им предметам.

Е.Х.: Это очень странное представление о школьниках. Если бы это было так, то мы бы не умели бы ни писать, ни говорить, не овладели бы никакой профессией и вообще остались в каменном веке. У школьников есть, разумеется, свои предпочтения в соответствии с их склонностями, самим преподаванием предмета, его доходчивостью. Например, я всегда был ярко выраженным гуманитарием. Никакой, скажем, ненависти к географии у меня не было. Как не было, собственно, ненависти и к математике. Просто она воспринималась как предмет, с которым я плохо справляюсь.

Но и в данном случае положение у ОПК будет лучше, чем у химии, иностранных языков и других предметов. Все-таки ОПК говорят о том, что можно увидеть. В отличие от опыта по химии или изучения прошлого в истории, можно пойти в храм и посмотреть на иконы, священников. Поэтому предмет никакого серьезного внутреннего отторжения вызывать не будет.

РЖ: Если перейти к политическому аспекту введения ОПК в школах, то какие политические силы стоят за преподавание этого предмета? С чем это связано? Можно ли вообще говорить о том, что введение ОПК в качестве компонента федеральной образовательной программы является победой консервативно-патриотического спектра?

Е.Х.: В значительной степени да. Понятно, что сторонники либерального идеологического вектора выступали категорически против ОПК и РПЦ. Эти силы рассматривают РПЦ как носителя традиционной идентичности России и русских. Хотя мне это непонятно. Можно быть либералом в экономике и в политике, но при этом хранить верность традиционным началам культуры. Нападки же со стороны критиков введения ОПК были агрессивными, иногда они приобретали характер грязных скандалов, распускания ложных слухов и так далее.

В этом смысле силы, которые можно отнести к консервативно-патриотическим, а это ни в коем случае не те радикальные элементы, которые в ходе последнего года сошли на нет, а значительная часть крупнейших партий, в том числе ЕР, и государственной бюрократии, в том числе такие специализированные фракции, как например, военные, ориентированы на сотрудничество с церковью. Причем на сотрудничество достаточно тесное.

Они понимают, что только на основе культурно-православной самоидентификации - подчеркиваю, что я имею в виду не узкорелигиозную самоидентификацию, - возможно выстроить самосознание полноценного гражданина России, который осознает не только свои права и свои свободы, но и свои обязанности, свою ответственность перед обществом за существование и процветание нашей страны.

Хотя в нашей элите многие являются не столько культурно-православными, а именно прилежными прихожанами, живущими активной литургической жизнью как православные христиане.

РЖ: Получается, что те, кто будет слушать в школе курсы не ОПК, а по другим религиям или по этике, являются неполноценными гражданами России?

Е.Х.: Почему же? В наших законах закреплен статус четырех традиционных конфессий: православие, ислам, буддизм, иудаизм. Каждая из этих конфессий ориентирована на поддержание традиционного взгляда человека на мир, в этических основах достаточно близких к православию. Между этими конфессиями установлены свои отношения, очень тесные и очень продуктивные. Другое дело, что многие сектантские объединения сознательно формируют своих адептов как людей, ориентированных на отказ от уклонения от выполнения своего гражданского долга, на прямое его нарушение. Вплоть до шпионажа на государственной службе в пользу этих сект.

В отличие от них традиционные конфессии дружно выступают за традиционные моральные основы.

Беседовала Любовь Ульянова