Клоны и мутанты

Пересмотрел в телевизоре "Фауста" Яна Шванкмайера: хорошо! Суть в том, что по наводке нелепой рекламной листовки, полученной прямо на улице постсоциалистической Праги, местный обыватель попадает в некий захламленный подъезд, в нежилую плохую квартиру, где неожиданно для себя становится участником мистерии. Он там и доктор Фауст, и Мефистофель; он и жертва, и инфернальное чудовище. Как положено, меняет бессмертную душу на знание. Сам себя судит и обрекает на вечную муку. В то же время полагает, что все случившееся - виртуозная кукольная игра, не более. Выбегая на улицу, встречает в дверях следующую жертву - очередного пражанина с небезопасной листовкой в руках. Тут же гибнет под колесами автомобиля. Полиция и зеваки сходятся во мнении: заурядное ДТП. Но мы уже знаем правду: предысторию и подлинную причину.

Оказывается, даже в самом занюханном пражском подъезде гнездятся и с завидной регулярностью воспроизводятся ключевые западные мифы. Очередной человек прометеевского типа, гордец, пытающий природу, требующий сокровенного знания и безостановочного движения, - вот он. Мы думали: совсем пропащий, алкоголик, совок, - а он мгновенно подключился к сюжету и, точно зомби, предъявил уникальную культурную память, в одиночку исполнил все главные партии.

Теперь в Тулу, в Тулу! Иду, курю. Вечереет. На тротуаре возле пятиэтажки шумная компания. Вокруг рыщет энергичная черная собака без намордника и поводка. Женщина средних лет, в режиме пулемета: "...Нет, доберманы - это дураки... Да, доберманы - дураки... Доберманы? Еще какие дураки! - И вдруг она же повелительно, властно: - Доберман, ко мне!" То есть эта неуправляемая животина - ее. Очень смешная сцена. Многоуровневая.

Когда миру были явлены первые постсоветские опусы Киры Муратовой, иные фыркали: маньеризм, игрушки, понапридумывала! Но я-то всегда узнавал в уморительных муратовских гротесках суровую правду жизни. Я-то всегда полагал, что единственный отечественный реалист - она. Вышеописанная картинка будто из "Увлечений", словно из "Чувствительного милиционера", из "Настройщика". То есть эти, наши - силятся воспроизвести некую смутно ощущаемую модель, какое-то такое "хорошее общество". Что называется, средний класс. Насмотрелись телевизора, наслушались лукавых либеральных вождей с продажными публицистами, утонули в претенциозном косноязычии модной песни "я гуляю с доберманом, ага" и теперь вот, как умеют, снимают кальку, клонируют, топчутся. Классическая Муратова, канон.

А кругом страшенная пыль, асфальт - заплата на заплате. Рядышком новодельный дом-музей Вересаева нелепого розового цвета, по соседству с Вересаевым сгоревшая двухэтажная руина, в заброшенном саду которой удивленный пес принялся вылизывать двух замертво рухнувших алконавтов. "Доберманы дураки" - тут конечно иносказание, про мужчин. Что-то вроде: "Дураки! Пр-ротивные дураки!" Определенно не хватало веера. Тонкости и обаяния. Внешней среды, соответствующей запросам барыни. Кресла-качалки и гамака. Собаке - имени. Алконавтам - закуски.

"Ну целуйте же меня, целуйте. Пр-ротивные дураки". Женщины вырабатывают у себя томные интонации популярной дивы Ренаты Литвиновой. "Лицо и голос Первого канала" Екатерина Андреева читает мировые новости в манере каприза, в стиле будуара. Когда ей совсем непонятно и скучно, голос стремительно достигает неуправляемого верхнего регистра, и тогда звучат неактуальные в публичной программе "Время" истерические нотки: "Милый, ты забываешься! Мне есть к кому уйти!" В это время Буш обнимается с Путиным. Или вымерзает Сахалин.

Две недели назад заложил в книге Лидии Гинзбург: "Кроме отношений с богом, все остальное, согласно Паскалю, только отвлечение, развлечение - divertissement. Голое, предназначенное к уничтожению существование и отвлечение от него... Человек отвлекается, потому что иначе ему остается нестерпимое, попросту невозможное, чистое ожидание конца... Это цепкая инерция огромного, принудительно действующего механизма потребностей, интересов, ценностей, к которому мы приделаны намертво. Только безумие, животный распад сознания может нас увести от всего надстроенного над темной биологической сущностью - от культуры, от социума с его ценностями".

И дальше: "Какое странное слово смысл , когда оно превращается в смысл жизни. Его невозможно, собственно, объяснить посредством других понятий. Можно его описать с помощью вопросов: "А зачем?", "Ну и что?", "А что дальше?" Любовь и счастье устраняют вопросы. Признак смысла и есть неприменимость вопроса: "А зачем?"

И еще: "Классический пример отсутствия смысла - это бытовые дела. Мы тут созидаем порядок, чтобы его разрушать, производим движения, чтобы стоять на месте. Нет, кажется, лучшего символа бесцельности бытия, нежели мытье посуды". Громоздкие цитаты имеют прямое отношение к собравшей кучу призов на последнем Берлинском фестивале картине Цай Мин Ляна The Wayward Cloud, "Капризное облако". Это вам не Вонг Кар-вай! Это - серьезно, и это - искусство. И никакой не "эротический мюзикл", как аттестовали фильм расейские прокатчики.

С "Облаком" рифмуется другой шедевр Цай Мин Ляна - The Hole (1998). У нас переводили "Дыра", а тут мерцают еще и "Нора" с "Захолустьем". Я очень люблю этот фильм, я бережно хранил его в памяти все эти трудные семь лет. Тайвань, городские джунгли, страшные дожди, загадочная лихорадка, хроническое одиночество заживо похороненных в бетонной коробке людей. Кухни, туалеты, коридоры, лестницы, безвкусно положенный кафель, бетон и арматура, консервы, влажность, дождь, дождь, дождь. Пытаясь восстановить водоснабжение и добраться до трубы, герой расковырял пол и таким образом заглянул в квартиру умирающей от лихорадки незнакомой девицы. Безнадежная попытка близости и любви. Через дырочку. Периодически режиссер отстранял бытовуху, преодолевал повседневность - стилизованными в духе 50-х эстрадными номерами. Яркие девчонки, броские платья, павлиньи хвосты, агрессивные танцы, аутентичные записи знаменитой гонконгской певицы Грейс Чанг, короче divertissement, отвлечение. Герой и героиня преображались в этих эстрадных номерах, разыгранных, правда, все на тех же чумовых лестницах, все в тех же бетонно-кафельных интерьерах.

"Капризное облако" устроено ровно таким же образом. Кажется, даже актер остался прежним, а девчонку, понятно, выбрали новую, помоложе. Разница вот где: The Hole - влажный фильм; "Облако" - сухой. То есть в самом буквальном смысле, ведь Цай Мин Лян не склонен к метафизическим спекуляциям и пользуется тем, что лежит под рукой. А под рукой водопровод, унитаз, кафель, бетон, лестничные пролеты, видеокамера, руки, губы и половые органы. Итак, засуха. Водопровод не работает. Вместо душа приходится вытираться туалетной бумагой. В одной из квартир четыре чудака снимают порнографические сцены: герой трахает и трахает аппетитную японку. Так, эдак, по-разному. Нет, это не эротический мюзикл, а обременительная работа, смертная тоска. По Гинзбург, "нестерпимое, невозможное, чистое ожидание конца". Половой акт в ванной: японкину спину зачем-то поливают из баночки. Потом из другой. Видимо, вода теперь настолько в цене, что одно ее присутствие в кадре резко повышает качество порнографического материала. Но вода кончается быстрее, чем кончает герой, и раздосадованный режиссер останавливает своего оператора. В зале негромкий, но единодушный смех. А почему? Хоть какая-то мотивация, хоть на какие-то "А зачем?" и "Что дальше?" получен ответ.

В фильме ничего не происходит. Почти не говорят: три-четыре субтитра на без малого два часа экранного времени. Слоняется какая-то девчонка, героиня, собирает пустые пластиковые бутылки. Складирует их в ванной, при первой возможности наполняет водой. Чтобы умыться. Чтобы разобраться с грязной посудой. Знакомится с героем, но не более: он занят, у него работа. Находит в лифте мертвую японку. Притаскивает к себе в квартиру. В сумочке порнодиски. Сначала девчонка опознает актрису по фото на вкладышах, потом изумленно отсматривает половые акты на телеэкране. Возвращает японку кинематографистам. Теперь герою приходится работать с мертвым телом, но какая разница? Вернувшая чужое тело героиня смотрит на акт вынужденной некрофилии, заводится и орет, но никого этим не смущает. Порнографы работают в обычном режиме, и Цай Мин Лян тоже невозмутим: прежний ритм, прежняя манера, тотальное отчуждение. Однако в финале, стремительно выскочив из японки, герой почему-то входит (чтобы не сказать - влетает, вонзается!) в девушку-вуайеристку. Это, конечно, еще никакая не любовь. Однако уже и не работа, ведь, получается, ему теперь не все равно - куда!

А если не любовь, не секс и не работа, тогда что?! Поразительное кино: Цай Мин Лян открывает новое агрегатное состояние вещества. В этом фильме предъявлено честное соотношение "предназначенного к уничтожению существования" и "отвлечения от него". А разве вы живете иначе? Понаблюдайте за собой, поисследуйте. Впрочем, допускаю, вам крупно повезло: "Любовь и счастье устраняют вопросы".

Сильные евро-голливудские мифы мистифицируют человека с культурной окраины: русского, китайца, латиноамериканца. Самое поразительное в фильмах Цай Мин Ляна - близкое и понятное мне до боли - это ощущение стр-рашной пустоты, разверзающейся под тонким слоем заимствований западного образца. Заимствований непереваренных и непережитых. Тонкий слой заимствований - это в конечном счете та самая неумелая, топорная оперетка (не аутентичная Венская и не Оффенбах, нет!), которую из года в год крутят в наших провинциальных театрах легкого жанра (вот и в Тулу на днях прибывает Волгоградская оперетта как бы с Кальманом и как бы с Легаром; что ли пойти, оттянуться?).

По-своему обаятельные, но в сущности нелепые музыкальные куски "Капризного облака" - это слепок провинциального коллективного бессознательного. Воинствующий провинциал (положим, небесталанный Кар-вай) замещает производство собственных, привязанных к почве и текущему времени идей - копированием чужого, авторитетного, западного. Набросили покрывало Майи: красивенько. Но если разобраться, лозунги вроде "Добермана в каждую российскую семью!" критики не выдерживают. В нетвердых руках постсоветских дам доберманы теряют остатки разума. Высокие нотки Кати Андреевой уместны лишь на эротическом канале и только после полуночи. Однообразная Литвинова не утомляет единственно в фильмах Муратовой, которая знает, как Литвинову использовать и к чему эту внутренне статичную Литвинову прислонить. Короче, Россия воспроизводит даже не клонов, а мутантов. Заколебавших доберманов пора отстреливать.

В гениально точной картине Мин Ляна я узнаю постсоветскую Россию, оставшуюся без "принудительно действующего механизма потребностей, интересов, ценностей". Несмываемая вина укрепившейся в 90-е элиты даже не в том, что элита стремительно обогатилась, а в том, что не смогла предложить никакого социокультурного обоснования внезапно легализовавшейся идеологии неравенства. Неравенство - обыкновенное дело, было оно и в СССР. На Западе, на Тайване, в Китае неравенство обеспечено реальными смыслами, у нас - нет. Положим, Ходорковского и Лебедева судили не потому, что они особенные (миллиарды денег, ум, честь, совесть, порода, зависть прокуроров, классовая борьба и т.п.), а именно потому, что как все и со всеми равны. А значит, одинаково со всеми "виноваты". Смешно, но их сторонники так и кричали: подсудимые, дескать, ничем не отличаются, таких у нас тьмы и тьмы. Ну а я о чем?

У элиты было достаточно времени, чтобы социокультурно обосновать свою особость. В 90-е, даже негодуя, я все-таки помалкивал: а вдруг докажут? А ну как действительно - другие?! Сроки вышли: ничего подобного. Ни единого доказательства. Лексика, аргументы, стиль мышления, культурка - совковые, типовые, позорные. Но хуже всего в результате их недоработок приходится таким, как я. В ситуации неразличения смыслов все мои попытки выскочить за пределы своей родовой ниши обречены на провал. Парадокс: идеология неравенства жизненно необходима мне и вовсе не нужна нашей элите, которая успешно отделяется самым архаичным образом: посредством денег, охранников и заборов.

Стр-рашная пустота героев "Капризного облака" все-таки не вполне страшная. Да, юго-восточные сателлиты Запада добросовестно снимают кальку, подменяя продвинутый дизайн эстетикой крысиной норы, а эротический мюзикл - фестивальным артхаусом для терпеливых. Однако по зрелом размышлении я прихожу к выводу, что отчуждение героев Мин Ляна - это как раз здоровое отстранение от самой идеи клонирования! Убогий быт не тяготит, ибо внутри китайцы не тронуты распадом.

Ну и что, унылая лестница. Подумаешь, водопроводная неурядица. Эка невидаль, эксплуатация женского тела. Цай Мин Лян отслеживает своих маленьких героев слишком внимательно и слишком подробно. Если даже в его представлении они - животные, то определенно самые любимые. Я завидую. Да, на этот раз искренне завидую. Живут же люди!

       
Print version Распечатать