"Русский Журнал": Уважаемый господин Сапир, подвергся ли после последнего финансового кризиса капитализм каким-либо фундаментальным структурным изменениям? Если да, то каким?

Жак Сапир: Мы должны четко понимать разницу между капитализмом как абстрактной системой децентрализованной экономики и существующими формами капитализма, которые в разных странах могут принимать разнообразные формы.

Текущий кризис является кризисом финансового капитализма, который развивался с начала 1980-х годов. Эта модель капитализма родилась в США, а оттуда распространилась по всему остальному миру. В Европе эту систему скопировали, прежде всего, Великобритания и Испания.

Финансовый капитализм характеризуется тенденцией к дефляции заработной платы, вызванной свободной торговлей и конкуренцией со стороны производителей из развивающихся стран. Эта тенденция означает, что практически все доходы, получаемые от повышения производительности труда, идут в прибыль. Это могло бы ослабить экономический рост, если бы не финансовые инновации, которым благоприятствует финансовая дерегуляция, - что и сделало возможной крупнейшую в истории кредитную экспансию. Кредитно-денежная политика облегчала процесс, но не формировала его. Однако кредитная экспансия также подразумевала растущий внутренний долг. Фактически внутренний долг возрос до невиданного уровня в США (93 процентов ВВП), в Испании и Великобритании (112 и 105 процентов ВВП).

Внутреннее банкротство, созданное дефляцией заработной платы, привело к кризису ипотеки, а структурированные финансы помогли ему распространиться по всему миру.

Но эта модель капитализма теперь мертва. Необходимы серьезные изменения, некоторые из которых должны быть осуществлены в финансовом секторе. Очевидно, что финансы подвергнутся более масштабному регулированию, государство должно приобрести гораздо больший вес в банковской сфере и финансовом секторе. Но если рост экономики нельзя повысить внутренним кредитом, нужно изменить баланс между зарплатой и прибылью. Дефляцию зарплаты надо остановить.

Для этого в США и большинстве развитых стран необходим поворот к протекционистским мерам в области тарифов и торговли. Однако на это потребуется время. Эти изменения вызовут существенную инфляцию. В ближайшей перспективе изменение дефляции зарплаты не могло бы справиться с драматическим сокращением потребления, которое мы будем наблюдать в ближайшие месяцы. ВВП упадет, по крайней мере, на 3 процента в американской экономике, на 2 процента и 3 процента в Великобритании и Испании, и, вероятно, на 1–1,5 процента в Еврозоне в целом.

Чтобы избежать этого спада, худшего с 1945 года, и не скатиться в абсолютную депрессию, государственный сектор должен стать чрезвычайно активным экономическим субъектом. Это означает не только государственное участие в банковском секторе, но гораздо более масштабное присутствие государства в промышленных отраслях и возврат к крупным государственным программам (инфраструктура, социальные и высокотехнологичные проекты).

Такое массированное вмешательство должно в значительной степени увеличить собственный долг (дефицит бюджета). Разумно ожидать, что аккумулированный рост американского долга в 2009, 2010 и 2011 бюджетных годах составит от 20 до 25 процентов ВВП. В Испании цифры будут похожи, а в Великобритании окажутся между 15 и 20 проценами. К государственному долгу нужно добавить долг предприятий, поскольку эта рецессия поразит большинство индустриальных секторов (автомобилестроение, жилищное строительство и так далее).

Можно предсказать рост общей суммы долга приблизительно на 30-35 процентов ВВП для экономических систем, наиболее близких к финансовому капитализму (США, Великобритания и Испания). В других европейских странах, в которых эта модель капитализма в меньшей степени задействована, полный накопленный долговой рост должен достигнуть 12-15 процентов ВВП в течение следующих трех лет.

Огромное увеличение долга будет питать инфляцию. Инфляция должна стать необходимым условием роста. Это обстоятельство повлечет за собой изменение в деятельности центральных банков. Мы будем свидетелями конца "независимого Центрального банка" и "определяемой рынком" нормы изменения, поскольку возможные колебания на рынках нормы изменения будут слишком дестабилизирующими, чтобы можно было их принять. Однако, чтобы получить "управляемые" нормы изменения, нужен значительный контроль над движениями капитала, и он должен в последующие 18 месяцев ужесточаться. Для достижения возможности управлять нормой изменения западные валюты должны стать подобны юаню, по крайней мере, к 2011 году.

Мировые денежная и финансовая системы должны радикально измениться.

Огромное долговое расширение в США снизит ценность доллара, как только уляжется существующая суматоха на фондовых рынках. К весне 2009 года доллар потеряет, по меньшей мере, 33% своей нынешней стоимости, а может, и больше. Это вызовет поворот управляемой нормы изменения. В такой ситуации евро окажется перед лицом серьезного испытания. С одной стороны, евро – самое элегантное решение для реализации управляемой нормы изменения в Европе. С другой стороны, если инфляция будет важным макроэкономическим фактором, рост инфляции в зоне евро будет очень неравномерным, как предполагают все эконометрические тесты и модели. Тогда ряду стран придется провести девальвацию, чего евро не допускает. Если Еврозона быстро не разработает финансовый механизм компенсации между участниками, очень вероятен крах зоны евро к концу 2009 или началу 2010 года. Ведь фактически так называемая "скандинавская денежно-кредитная зона" 1920-х годов разрушилась во время кризиса 1930-х.

РЖ: Не является ли факт, что государство сегодня поддерживает крупные корпорации, отклонением от принципов свободного рынка?

Ж.С.: Капитализм свободного рынка - это чистая идеология. В капиталистической экономике конкуренция осуществляется не между людьми, а между производящими организациями (предприятиями), которые в действительности являются локальными плановыми системами. Рынок работает между ними.

Если мы принимаем точку зрения, что капитализм может принимать разные формы, то очевидно, что большие управляемые государством корпорации существовали в капиталистических экономиках, таких, как Франция и Италия, и в то время, когда эти экономики переживали самый бурный рост (между 1945 и 1975 годами или в так называемые "славные тридцатые").

Экономическая теория доказала, что рыночная конкуренция неэффективна, когда мы имеем дело с естественными монополиями, техническими монополиями или монополиями "де факто". Конкуренция даже может породить очень опасные эффекты, известные как "негативная селекция" (отбор худших, а не лучших), когда информация асимметрична или не полна.

Управляемые государством крупные корпорации могут оказаться очень эффективным инструментом для роста и модернизации, если ими управляют, руководствуясь вразумительной и последовательной индустриальной политикой, если они четко отделены от органов государственной власти.

РЖ: Пожалуйста, опишите сегодняшний капитализм. Какова его форма? Каковы его особенности? В какой степени он отличается от предшествующих форм капитализма?

Ж.С.: Как я уже говорил, господствующая ныне на Западе форма капитализма - это финансовый капитализм. Его разновидность – капитализм неолиберальный (США, Великобритания и Испания). Финансовый капитализм оказался гораздо более непостоянным и менее эффективным, чем послевоенный капитализм (также называемый "капитализмом Форда"), предполагающий массовое производство и высокие зарплаты. Однако финансовый капитализм - далеко не единственная модель.

В Азии действует другая модель, где финансы гораздо менее важны, а участие (прямое и непрямое) государства в экономике - намного выше. В азиатской модели, я назвал бы ее "корпоративным капитализмом", есть более государственнический вариант (Китай) и менее государственнический (Япония).

РЖ: Нужен ли новому капитализму тот вид экономической свободы, который описан классиками либерализма?

Ж.С.: Нам нужно четко определиться с тем, кто такие "классики" либерализма. Адам Смит, Жан-Батист Сэй, Давид Рикардо писали о том, что сегодня мы назовем слаборазвитой экономикой, с огромным аграрным сектором и ограниченным числом промышленных предприятий. Некоторые их взгляды очевидно устарели. В то время, когда они жили, социальная плотность была намного ниже, чем та, которую мы наблюдаем сегодня.

Фридрих фон Хайек до какой-то степени более релевантен современности, поскольку явно сосредоточился на проблеме социальной плотности в книге "Конституция свободы" (1965). Однако Хайек часто противоречил себе, и его взгляды конца 1940-х годов сильно отличаются от его же взглядов в 1970-е годы.

Один аспект из работ Хайека, все же применим к нашей ситуации, это внимание, которое он уделил институтам. Однако модель Хайека была теоретически основана на предпосылке статичных индивидуальных преференций. Если признать факт привилегированных реверсий (как демонстрировали Дэниел Канеман, Амос Тверси, Сара Лихтенштейн или Пол Словик), все микроэкономические построения Хайека разрушатся. Экономическая свобода не может породить эффективные рынки без теории статичных индивидуальных преференций, оказавшейся ошибочной.

Институционалистская школа США (Джон Коммонс и Джон К. Гэлбрейт) или Кейнс, возможно, должны быть сегодня более востребованы.

РЖ: Где сегодня проходит граница между государством и капиталом?

Ж.С.: Граница между государством и капиталом меняется в соответствии с макроэкономической ситуацией и спецификой каждого отдельного вида деятельности.

Когда уровень специфичности актива низок, время возврата капиталовложений коротко, а неуверенность столь же незначительна, частный капитал обычно справляется с ситуацией лучше, чем государство. Если специфичность актива высока, время возврата длительно, а степень неуверенности также высока, то государство оказывается более дееспособно и эффективно, чем частный капитал.

Уровень неуверенности может значительно измениться при изменении контекста. Сегодня, в ситуации разгара кризиса, неуверенность очень высока. Именно поэтому государство должно действовать решительно. Во Франции я публично выступал в поддержку временного приобретения государством акций банковской и страховой систем целиком, потому что децентрализованные решения, принятые в состоянии высокой или "радикальной" неуверенности, как известно, неудачны. Я не хочу сказать, что государство должно продолжать контролировать всю банковскую систему после того, как кризис уляжется.

РЖ: Означает ли новая экономическая политика, которую проводят правительства западных стран, возвращение к этатизму?

Ж.С.: Нынешний кризис так опасен и так широко распространился, что государственному вмешательству нет альтернативы. Сегодня государство - не проблема, а решение.

Я ожидаю, что государство продолжит играть гораздо более активную роль, чем до кризиса, и после того, как будут купированы наиболее негативные последствия нынешнего кризиса. Поэтому, необходимо выработать более четкую долгосрочную стратегию. Государственное вмешательство может быть эффективным, но его эффективность повысится, если все акты интервенции будут интегрированы в логически согласованную стратегию.

Беседовала Юлия Нетесова