Алексей Михайлович Руткевич - декан факультета философии ГУ ВШЭ, заведующий кафедрой истории философии ГУ ВШЭ, заведующий сектором современной западной философии Института философии РАН, доктор философских наук

Философы готовы съехать из своего особняка

"Русский журнал": Сегодня ведутся разговоры о том, что Институт философии собирается переезжать, причем не по собственному желанию, а согласно неким директивам. Насколько эти разговоры основательны? И если они реальны, то куда и когда переедет институт?

Алексей Руткевич: Не могу сказать, не знаю. Естественно, о слухах я осведомлен. Решение принято на правительственном уровне относительно музея и зданий, которые его окружают. Вопрос стоит о возвращении первоначального вида тому особняку, в котором находится институт. Он был построен в XVIII столетии для Екатерины II. В XIX веке в нем жили Аксаков, Чичерин. Переезжать сотрудникам института, конечно, не хочется. Но если принято решение восстановить исторический облик, придать особнякам этого района их первоначальный вид, снести бензоколонку, не строить на этом месте бездарный "новодел", если наше здание передадут уважаемому музею, а не близкому власти олигарху, философы воспримут это с пониманием. Важно, чтобы взамен дали помещение не где-нибудь в Дегунине или Бескудникове, а в достойном Института философии месте.

МГУ, ИФ РАН и ВШЭ делить нечего

РЖ: Бытует мнение о противостоянии между Институтом философии и философским факультетом МГУ. Не связано ли это с тем, что, когда Институт философии съедет, философский факультет будет считаться флагманом философского знания в РФ?

А.Р.: По моему мнению, это мифология, которую поддерживают некоторые люди как в Институте философии, так и на философским факультете. Я работал и там и там. По-моему, и в советские годы никаких конфликтов не было, не было их и после, и сегодня их тоже нет. Ведь кем является директор института Гусейнов? Руководителем кафедры этики философского факультета МГУ. Кем является бывший глава института академик Степин? Заведующим кафедрой философской антропологии философского факультета МГУ.

Не так много у нас в стране мест, где всерьез занимаются философией, и институт, и философский факультет имеют свои преимущества: и там и там есть и квалифицированные люди, и не очень квалифицированные, как это обычно бывает. По крайней мере, я могу сказать, что те специалисты в истории философии, которых знаю я, уважают друг друга и взаимодействуют друг с другом. Повторюсь: это противостояние - просто миф, который кому-то нужен, и скорее всего не тем, кто всерьез занимается философией. Мне уже доводилось слышать нечто подобное о философском факультете МГУ и факультете философии ГУ-ВШЭ. Но что мне делить с Вадимом Васильевым, заведующим кафедрой истории зарубежной философии, на которой я сам проработал более десяти лет? Что мне делить с деканом факультета Владимиром Мироновым? У нас прекрасные личные отношения. В действительности главными нашими "конкурентами" являются дающие псевдообразование факультеты, причем не только философские. Ведь немалое число вполне способных учиться в МГУ и в ГУ-ВШЭ молодых людей "растаскиваются" огромным числом ничтожных вузов и филиалов. На сотню поступивших в такие "Рога и копыта" малограмотных всегда есть пять-семь талантливых студентов. Одним в Москву мешает поехать бедность, другим - неуверенность в своих силах, третьим - отсутствие информации.

РЖ: В связи с этим возникает вопрос о ГУГНе, который существует при Институте философии РАН. Я слышал, что сегодня выпускники ГУГН составляют реальную конкуренцию на рынке трудоустройства выпускникам философского факультета МГУ. Как вы считаете, можно ли сравнить качество образования этих учебных заведений?

А.Р.: Мне бы очень хотелось, чтобы такая конкуренция существовала, чтобы выпускники философских факультетов, по крайней мере лучшие из них, шли бы работать ассистентами и старшими преподавателями в вузы. Проблема заключается в том, что ни выпускники философского факультета МГУ, ни выпускники философского факультета ГУГНа в вузы не идут, а на рынке труда они выступают в качестве работников тех или иных банков, фирм и т.д. А потому конкурируют с выпускниками безмерного числа факультетов права, экономики и менеджмента. Скорее всего, конкурируют успешно, поскольку получили сносное образование, тогда как большинство факультетов экономики и права дают диплом, отсрочку от армии, но никак не образование.

И в МГУ, и в ГУГН есть сильные студенты. У меня есть по старой памяти целый ряд замечаний по поводу качества преподавания философии в МГУ, есть они и к ГУГН, тем более что ГУГН в последние годы я видел ближе и у меня есть масса претензий к тому, как там строится учебный процесс. Но здесь вопрос в другом. Какая может быть конкуренция на рынке труда преподавателей вузов, если уровень зарплаты таков, что молодежь в вузы просто не идет?

Акцию группы "Война" в музее организовали и профинансировали политтехнологи

РЖ: Вы слышали об акции, которая прошла, кажется, в марте этого года, когда группа молодых людей устроила перформанс в Зоологическом музее? О чем это событие может свидетельствовать? Почему этот вопрос, который вроде бы вообще никакого отношения к философии не имеет, разве что весьма и весьма опосредованное, стал настолько популярным? Почему, на ваш взгляд, философский факультет МГУ уделил этому "событию" так много внимания?

А.Р.: Очевидно то, что эту акцию профинансировали и организовали политтехнологи, увязав ее с выборами. Провокации входят в набор сегодняшних технологий. Имена людей, которым это выгодно, указывались в СМИ, я не буду их называть в силу того, что доказательств у меня нет. Очевидно и то, что провокация была направлена и против философского факультета МГУ - участие в этом мероприятии принимали исключенные с факультета за бездарность лица. Сама мысль о том, чтобы навредить факультету, тоже очевидно присутствовала, несмотря на то, что один из организаторов оргии тут же поместил в интернете письмо, будто это не так.

Все произошедшее квалифицируется либо как мелкое хулиганство - это административная статья; либо как хулиганство - уже уголовная статья; либо - как устроенный по сговору акт вандализма в музее, то есть злостное хулиганство. Вообще говоря, любой гражданин или руководитель "Молодой гвардии" или "НАШИх" в МГУ мог бы подать иск в наш самый справедливый суд. И может это сделать доныне.

В том случае, если люди устраивают оргию где-то на квартире или на лесной полянке, даже если они размещают заснятое в интернете, где полно порнографии, - это их дело. Но здесь речь о другом. Дело происходило в музее, и их деяние может квалифицироваться как злостное хулиганство - от 2 до 7 лет лишения свободы, - и те молодые люди, которым угрожало бы это наказание, очень быстро "пропели" бы, кто это заказал и сколько они за это получили, стали бы топить друг друга, они бы даже наговаривать друг на друга стали. Трудно ожидать иного от лиц со столь своеобразными представлениями о нравственности. В итоге самим заказчикам этого дела угрожала бы статья. Как мне кажется, с этими лицами философскому факультету МГУ имело бы смысл рассчитаться в полной мере.

То, что преподаватели и философы взялись обсуждать в связи с этим вопросы этики, эстетики, политики, на мой взгляд, абсурд. Если вам хамит пьяный ублюдок, вы не рассуждаете об эстетике "инсталляций" и "хэппенингов". С хамами все эти вопросы не обсуждают. С какой стати по поводу хулиганства обсуждать вопросы корпоративной этики? Не следовало обсуждать даже вопрос об исключении. Нельзя исключать невиновного, если он оказался на этом сборище по недомыслию. Значит, необходимо судебное решение, выяснение и наказание заказчиков этого мероприятия, а не тех, кого, может быть, действительно зазвали. Их можно даже пожалеть, этих молодых людей, - убогих у нас принято жалеть. Если студенты третьего курса философского факультета не понимают элементарных вещей, не понимают возможных последствий, - это говорит об их инфантилизме. А для тех, кто участвовал сознательно, последствия могли бы быть печальными. Я повторяю: если бы музей подал в суд, эти действия почти наверняка характеризовались бы как злостное хулиганство.

Нужен ли ВАК?

РЖ: Но довольно о столь недостойном предмете. Как вы считаете, в связи с тем, что сейчас идут реформы в сфере образования, перестраиваются диссертационные советы, меняются правила оформления текстов, существует ли в образовательной системе Великобритании, США, Франции, Германии или Китая такой же орган, как российский ВАК? Если нет, то каким образом происходит утверждение научных специальностей? Если да, то каким образом происходит утверждение специальностей?

А.Р.: Это вопрос большой, и он требует целого исследования. Есть страны, как, например, Китай, где эти элементы, позаимствованные у Советского Союза, существуют. Есть страны в высшей степени бюрократические, как Франция, где можно говорить о некоем подобии такого органа, а если говорить об англо-американской системе, то там, конечно, этого нет. Если какой-нибудь провинциальный частный университет кому-то вручает степень доктора, то это одно, а если это Принстон или Гарвард - совсем другое.

Вполне понятно, что требования к диссертациям в разных странах разные, они достаточно высокие во всех перечисленных государствах. Системы же этих стран весьма разнообразны. Для меня лично более важно то, какой эта система должна быть у нас. Мне не очень интересно, какие диссертации защищаются где-нибудь в Вайоминге и как эти диссертации соотносятся с теми, которые защищают в Стэнфорде.

РЖ: А на ваш взгляд, как должна быть построена система у нас?

А.Р.: Я не любитель разрушать и реформировать, пока в этом не созрела необходимость. Но наша ситуация такова, что вся вузовская система заслуживает того, чтобы ее радикально реформировали (в отличие от советской, которая работала по своим правилам и работала, если брать российские вузы, а не какой-нибудь землеустроительный институт в Узбекистане, где образования никакого не давалось, достаточно неплохо).

На весь Советский Союз было не более 700 вузов, включая военные, а сейчас с филиалами более 3500. Существуют сотни диссертационных советов, производящих ничтожных кандидатов и докторов наук. Что такое диссертации, которые в огромном количестве сейчас защищаются, и какой процент из них заслуживает называться диссертацией и соответствует хотя бы уровню магистерской диссертации, например, во Франции? Здесь затрагивается целый круг вопросов, и нельзя оторвать вопросы собственно ВАК (и всего того, что относится к кандидатским и докторским диссертациям) от вопросов системы образования в целом, потому что одни вещи подталкивают другие. Ведь если у нас вводится "система 4+2" [имеется в виду двухуровневая система подготовки кадров высшего профессионального звена - бакалавриат (4 года) и магистратура (2 года); Высшая школа экономики - один из "локомотивов" болонского процесса в России, предполагающего данную систему. - Прим. ред.], то встает вопрос о том, какие должны быть магистерские диссертации. Я уверен, что те магистерские диссертации, которые будут защищать лучшие студенты ГУ-ВШЭ, будут лучше многих кандидатских диссертаций, которые сегодня защищаются по философии. Таковы уже сейчас многие магистерские работы, защищенные в ГУ-ВШЭ по экономике, в сравнении с кандидатскими, защищаемыми во многих советах.

Конечно, и раньше защищались слабые диссертации. Но сегодня речь идет о коррупции, о разрушении научных сообществ. Что произойдет, когда в большинстве диссертационных советов станут сидеть люди, купившие себе научные степени?

Вероятно, нужно начать с резкого сокращения числа диссертационных советов как временной меры. Можно сократить прием в аспирантуры, поскольку обсуждают и защищают свои диссертации в положенный срок менее четверти аспирантов, а более половины приходит в аспирантуру вообще не для того, чтобы писать диссертацию. Но есть меры, которое должно принимать любое вменяемое государство. Возьмите фирмы, открыто предлагающие подготовку диссертаций "под ключ". Достаточно поймать за руку одну такую фирму, опубликовать базу данных такой организации, лишив степеней пользовавшихся этой услугой лиц (а заодно и тех, кто эти диссертации писал), - и практика подобного рода резко сократится. Конечно, она не исчезнет сразу, но вместе с риском возрастут цены, а многие не пойдут на такой риск.

РЖ: Существуют имеющие ваковский статус журналы, которые работают исключительно на платной основе. Каким образом можно этого избежать?

А.Р.: С одной стороны, все это способствует коррупции, но ведь я понимаю, что существует огромное количество молодых людей, которые намерены защищать диссертацию. Им деваться некуда, их просто поставили в такие условия, когда в требовательный серьезный журнал охотно возьмут статью очень немногих аспирантов. Там, где как раз никакой коррупции нет, например в "Вопросах философии" или "Историко-философском ежегоднике", опубликоваться аспиранту необычайно сложно. Ну а где тогда им публиковаться? Да, есть какое-то количество "Вестников", но их все равно недостаточно, поэтому приходится каким-то образом выходить из ситуации.

С другой стороны, само по себе решение о публикациях в ваковских изданиях тоже понятно. Ведь мало ли где можно заплатить за публикацию и опубликовать монографию, в которой будет указано, что тираж 1000 экземпляров, когда на самом деле было всего 100. Изначально это была попытка навести хоть какой-то порядок, но она привела к другим дисфункциям. В этой системе попытки такого рода регуляции приводят к нарастанию хаоса, и из этого энтропийного процесса нужно как-то выходить. Решение же здесь предложить непросто. Конечно, можно было бы на англо-американский манер просто отменить ВАК и утвердить степени, которые будут даваться отдельно советами МГУ, Института философии, и будет известно всем, что в этих вузах советы работают нормально и поэтому степень этого вуза - это одно, а степень какого-нибудь другого - совсем другое. Либо, действительно, сохранить треть от имеющихся советов. Диссертационный совет по истории философии в Институте философии собирается пару раз в год, поскольку своих аспирантов мало, требования на предзащитах высоки и всякого рода убогие к нам давно не обращаются. Но им есть где защищать проплаченные тексты. Почему бы не лишить их такой возможности?

РЖ: А что нужно в западной системе образования, чтобы специальность была признана научной?

А.Р.: Системы образования в западных странах разные, и поэтому ступени роста ученых тоже разные. Мир современной науки охватывает огромное количество областей, с которыми я просто не знаком. Мы живем в мире узкой специализации, не философу судить о том, какие специальности считать научными астрофизикам или биохимикам. Не хотелось бы дожить до того времени, когда в нашей ВАК появятся такие специальности, как астрология или "новая история" Фоменко...

РЖ: Попробую пояснить: в той же американской системе нет некоторых специальностей - и не планируется их введение, - которые есть у нас. Например, там не существует специальности "publicrelations", тогда как в России есть целые отделения, которые готовят специалистов по PR. Конечно, это не ваковская специальность, тем не менее такие отделения входят в состав философских и прочих факультетов. Почему у нас это возможно, а на Западе - нет?

А.Р.: Мне кажется, что и в Штатах такое возможно. Серьезный западный вуз имеет достаточно большую сеть заведений, которые занимаются различными формами дополнительного образования, куда вполне может входить курс о PR. Это вполне нормально. Здесь просто встает вопрос нашего переходного периода, когда вузы, по существу брошенные государством, были вынуждены открывать у себя массу самых разных подразделений. А при нехватке специалистов, в том числе и по PR, зачастую они открывались просто для собирания денег.

Вопрос серьезный, но к науке он не имеет никакого отношения. Вузы стали на себя брать несвойственные им функции. Все эти новые отделения при нормальном функционировании системы должны были бы стать просто частью системы дополнительного образования, получаемого за деньги. У нас же есть целый ряд факультетов, которых нет почти нигде в мире. Так, в большинстве стран мира нет факультетов журналистики, которые являются изобретением Советского Союза. На Западе есть журналистские школы, куда может пойти учиться и выпускник филологического, и исторического, и любого другого факультета, уже имея высшее образование.

Вообще говоря, наличие факультета или отделения в университете не обязательно соотносится с докторскими степенями по данной специальности. Скажем, теологические факультеты многие наши университеты создали, а в ВАКе такой дисциплины нет. Институт может готовить работников туристических фирм, тогда как диссертации защищаются по экономике.

Если говорить конкретно о PR, то я не уверен, что, скажем, на филологическом факультете есть достаточное число специалистов, которые могли бы преподавать PR. Это, в конце концов, достаточно серьезная дисциплина, но она не имеет никакого отношения к науке. Понятно, что есть разделы психологии, социологии, менеджмента, которые имеют отношение к PR, но, когда готовится специалист по HR или PR, необходимый какой-нибудь корпорации или политологической фирме, процесс обучения мало имеет общего с наукой. Это не исследование мира, чем занимается наука, а умение - то, что англичане называют skills.

РЖ: А есть ли в ГУ-ВШЭ подобный департамент и может ли ГУ-ВШЭ "похвастаться" такими факультетами, как факультет глобальных процессов, факультет мировой политики, факультет искусствоведения?

А.Р.: Этого, конечно, нет. В ГУ-ВШЭ количество факультетов возрастает. У нас есть отделение на факультете политологии, где ведется подготовка специалистов в области рекламы, но вполне понятно, что между PR и политологией имеются пересечения и поэтому такое отделение возможно. Но умножения факультетов без необходимости у нас нет. Строго говоря, развитие ГУ-ВШЭ - это расширение за счет социальных наук. У нас есть факультет мировой экономики и мировой политики, которым руководит известный политолог Сергей Караганов. Понятно, что изучение международных отношений, глобализации и т.п. вписывается в учебные программы этого факультета. Вполне вероятно, что в дальнейшем в ГУ-ВШЭ появится исторический факультет, но университет не будет расти в сторону естественных наук, поскольку это не его специфика.

Пусть банковские служащие расскажут своим детям о Канте

РЖ: Как вы относитесь к тому, что такой вуз, как ГУ-ВШЭ, имеет столь фундаментальный факультет, как философский? Какая часть его выпускников действительно хочет заниматься наукой?

А.Р.: Статистики у нас пока нет. Мы работаем по "системе 4+2". Есть те, кто не готов учиться в магистратуре факультета. Сегодня девушка, работающая оператором в банке, в третий раз пересдавала мне предмет. Она не собирается быть философом, у нее будет общее образование, и все замечательно. Дай Бог, чтобы она своим детям, рожденным от такого же банковского служащего, рассказала что-нибудь о Плотине или Канте.

Выпускники магистратуры готовятся к тому, чтобы стать профессиональными философами. Другое дело, что жизнь заставит некоторых уйти в какие-нибудь иные сферы. Но философский факультет был создан для того, чтобы готовить будущих квалифицированных преподавателей, которые бы могли вести курсы на других факультетах (курсы философии, логики, концепций современного естествознания, этики, истории религии). У нас добротное философское образование.

Очевидно, что по некоторым специальностям приоритет принадлежит МГУ: ни у кого нет такой сильной кафедры логики и такой кафедры религиоведения. Я с уважением отношусь и к РГГУ, еще к десятку российских университетов, дающих неплохое философское образование. Понятно, не ко всем - у нас философия преподается в 47 вузах. КПД в случае философии довольно высокий: пятая часть факультетов дает неплохое образование. У экономистов, юристов, политологов ситуация намного хуже - не 1 из 5, а 1 из 50 факультетов и отделений дает нормальное образование.

Философия нужна немногим, меньше спрос. Философский факультет ГУ-ВШЭ открыт не для того, чтобы готовить плохих менеджеров. Я исхожу из того, что все больший процент молодых людей будет заниматься преподаванием философии, писать научные работы. Надежды мои по поводу их будущего увязаны с тем, что положение университетов будет меняться. В нашей демографической ситуации, когда многие вузы просто исчезнут, когда государство отделит сотню серьезных университетов от посредственных (и тем более от выдающих дипломы почти без образования), зарплаты преподавателей лучших университетов резко возрастут. Руководителю исследовательского университета приходится думать о том, как преподают философию физикам, этику экономистам, историю политических учений юристам и политологам. Придется менять штат преподавателей, тем более что средний возраст отечественных доцентов уже превышает 60 лет. Тогда появится та конкуренция между факультетами философии, о которой речь уже шла речь. Писать магистерские и кандидатские диссертации по философии станут те, кто выбирает научную и преподавательскую карьеру.

До сих пор философию у нас преподают люди, которые ей не обучались, которые никогда не читали ни Канта, ни Гуссерля. У вас в РЖ было интервью моего бывшего студента Николая Плотникова. Было довольно живое обсуждение того, что он сказал об истории философии, почему дал столь негативную оценку отечественной философии. Плотников живет в Германии, а там уровень подготовки преподавателей очень высок, хотя эти профессора вовсе не обязательно светочи ума, они не Философы. Академическая философия в Европе имеет долгие традиции и высокие требования. Очень часто оригинальные мыслители стояли вне сферы образования. Но это не отменяет требований к профессиональным навыкам тех, кто преподает философию. Да, сейчас в Европе нет крупных мыслителей: такова наша эпоха. Но преподают те, кто прошел выучку, кто способен проводить исследования и писать серьезные книги. У нас же на 30-40 тысяч преподавателей философии профессионалами являются только 1000-1500. Там, чтобы стать профессором или доцентом, необходимо издать две-три монографии, причем признанные научным сообществом. Представьте себе ситуацию, когда высшую математику в университете станут преподавать люди, не освоившие школьного курса. Но именно такова наша ситуация с преподаванием философии.

Мы готовим тех, кто должен прийти на смену постаревшим, но не поумневшим доцентам научного коммунизма. Такова задача философских факультетов. Гениальные философские идеи могут прийти в головы и не философу, а, допустим, физику, художнику или поэту. Философия не принадлежит одному лишь цеху университетских профессоров. Они поддерживают уровень философских знаний на достойном уровне, они обучают философии. Задача факультета не в воспитании будущих гениев, гении редки вообще, а в существующей 2500 лет европейской философии таковых было полторы-две сотни. Смешны гениальничающие посредственности, каковых любят хоть западные, хоть отечественные журналисты. Если кто-то из выпускников факультета окажется таким молодым гением, как Беркли или Шеллинг, слава Богу. Но факультет - это, прежде всего, просветительский проект, с наделяющим кого-то гениальностью промыслом он не соперничает.

В России есть своя традиция. Нужно вернуть в вузы нормальную философию, а норма здесь - это то, что было в дореволюционной России, когда на факультетах преподавали люди уровня Лопатина, Шпета, Булгакова, братьев Трубецких. Они писали магистерские на 500 страниц и докторские на 1000, отправлялись на стажировки в лучшие западные университеты, не бегали по фондам, чтобы найти деньги за "политкорректные" благоглупости вроде "гендерной эпистемологии" или насаждения толерантности в отдельно взятом уезде. Так что речь идет о возобновлении того философского образования, которое было в России до революции. Разумеется, следует учитывать опыт Гарварда, Сорбонны, Берлина. Не следует вместе с идеологическими поделками советской эпохи уничтожать все то, что было наработано в философском образовании. Преподавание - разновидность государевой службы. Кажется, Петру I принадлежат слова: "Брать деньги и не служить стыдно".

Беседовал Александр Павлов