Недавно еду в троллейбусе маршрута 31 от Пушкинской в сторону Остоженки, на заднем сиденье. У Арбатских ворот в троллейбус входят два полковника. Не простые, думаю, штабные - холеные, на запястьях барсетки, кокарды на фуражках, и звезды на погонах сияют, на ногах - не форменные полуботинки, а остроносые плетеные мокасины, какие любят носить мелкие бизнесмены. Садятся рядом. Наверно, едут из Министерства обороны в Генштаб.

И один полковник спрашивает другого: "Слушай, не знаешь, где географически находится такой город Ейск?" - "А черт его знает, где-то рядом с Хохляндией". "А тебе зачем?" - "Да там какая-то бригада вроде стоит, 20-я, кажется, пехотная". - "И чего?" - "Да так. Шоколадку не хочешь?"

Достает из барсетки шоколадку "Milka", распаковывает, дает отломить коллеге, отламывает себе. Едем дальше.

Меня этот разговор про Ейск изумил. Много издевались над американскими вояками, с трудом представлявшими, где находится Ирак, когда туда отправлялись. И совершенно правильно издевались. Но, полагаю, штабные американские полковники, во всяком случае, знают карту своей родины и представляют, где находится город Болдер, где Тулса, а где - городишко Назарет, что в Пенсильвании.

Я тоже не гений географии. Если меня спросить, где расположен, например, Бодайбо, смогу ответить приблизительно - где-то в Восточной Сибири. Но про Ейск даже я знаю. Он - на Азовском море. Там бывает много бычков и воблы.

И мне всегда казалось, что защитники отечества, принадлежащие к офицерству, обязаны точно представлять, где что находится в России.

Впрочем, зачем? Если полковник не знает, где Ейск, так, может, знает майор. Если тот тоже затруднится, возможно, обнаружится капитан, лейтенант, сержант либо сильно умный рядовой, способный точно указать координаты этого самого Ейска.

И что полковнику с шоколадкой сдался, на самом деле, Ейск? Отдыхать он, что ли, на халяву в расположение пехотной бригады собрался и ловить бычков в Азове? Но я все же не про наших военных. Их и так пинают - полагаю, по большей части справедливо. Тем не менее я не про проблемы Российской армии, в которых ничего не понимаю и понимать не хочу. Я - про шоколад. Меня к этому подтолкнула сладкая плитка, извлеченная полковником из барсетки. Тем более что после того, как я написал тексты, в которых пытался проанализировать имянаречение в области отечественного алкогольного и винного бизнеса, получил письмо от читателя "РЖ" с просьбой проделать то же самое по поводу кондитерских изделий.

Признаюсь, про сладости мне писать довольно трудно, потому что к ним почти равнодушен. Они меня не интересовали даже в детстве, в отличие от орехов всех видов, к которым меня тянуло неудержимо. Мама и бабушка прятали от меня орехи в самые удивительные места, но я каким-то экстрасенсорным нюхом их обнаруживал и съедал все, после чего нередко болел живот.

Но однажды я случайно и, как теперь понимаю, достаточно серьезно повлиял на формирование отечественного рынка сладостей. Дело было так.

Лет десять назад или даже больше мои друзья открыли маленькое пиарно-дизайнерское агентство. Прихожу к ним однажды и вижу, что они о чем-то тяжко и вязко думают. Они получили заказ от какой-то кондитерской фирмы: придумать название нового продукта, причем заказчик высказал пожелание, чтобы оно имело соблазнительный оттенок. Приглашают меня поучаствовать в "мозговом штурме". Сидим, обмениваемся предложениями на манер придурка из рекламного ролика "Мегафона" насчет "Белые ночи, говори сколько хочешь".

"Соблазн" - слишком плоско, клиенты не поведутся. "Вдохновение" - уже есть. "Совершенство" - идиотство какое-то и не очень соблазнительно (через несколько лет появилось и "Совершенство"). "Каприз" - имеется. "Искушение" - чересчур религиозно. "Изыск" - не катит, слишком слащаво, да буква "ы" в логотипе будет отвратительно выглядеть. "Изумление" - тоже не то, не сладко. Сидим, сидим, сидим, пьем кофе с коньяком. И тут у меня из головы выкатывается, как круглая карамелька: "Причуда"!

Вот оно! Клиенты наше изобретение принимают сразу. И платят деньги. К сожалению, мои друзья тогда еще не были тертыми калачами и не сообразили, что речь идет о создании бренда, и заключили одноразовый договор на создание названия продукта. После честного дележа гонорара я получил, кажется, 200 долларов. А "Причуда" теперь - везде, и не будь мы такими дураками, получали бы за нее royalties.

Но, честно, этим изобретением я нисколько не горжусь. Скорее, стыжусь его. И товар под названием "Причуда" никогда не пробовал.

Но все же попробую очертить конфигурации ономастического поля кондитерской продукции в России. Отечественной, потому что названия иностранных конфет и шоколадок - отдельная и важная тема. Там - удивительно изощренные и причудливые изобретения, пока еще недоступные нашим шоколадникам. Чего стоит хотя бы идеальный по своему идиотизму слоган шоколада "Ritter Sport": "Quadratisch, Praktisch, Gut!". Другой мой друг, тоже хозяин рекламного агентства, настолько проникся его совершенством, что путем плагиата использовал его для рекламы кафельной плитки. В своей продукции, правда, писал кириллицей: "Квадратиш, Практиш, Гут", чем и отбоярился от наезда немецких шоколадников.

Я только, касаясь разницы между иностранными и отечественными кондитерскими названиями, укажу, что у нас почему-то очень мало продукции носит личные имена. Это, пожалуй, только некий большевик Бабаев и Коркунов, говорят, вполне реальные лица. Интересно, что фонетически "Коркунов" звучит не привлекательно, не сладко, но, по мнению знатоков, продукция этой компании компенсирует каркающее и обещающее неприятности неблагозвучие ее названия.

Итак, каков основной message, заложенный в названия российской (и, наверно, белорусской, украинской и молдавской) кондитерской продукции?

Начну с того, имяназывание в этой области, безусловно, сильно отличается от происходящего в сфере алкогольной индустрии. Алкогольные напитки - это легальные наркотики, способные привести к измененным состояниям сознания. Соответственно, изобретательность и вычурность там приобретают очень широкий размах. Сладости изменяют сознание в куда меньшей степени, хотя многие ученые и говорят всерьез о феномене шоколадной абстиненции. Но, как бы то ни было, названия кондитерских изделий намного банальнее названий алкогольных изделий.

С другой стороны - у них очень сильный религиозный коннотат, во всяком случае для так называемых "народов Книги". Достаточно пролистать Тору, Евангелие и Коран, чтобы убедиться, что райское блаженство и единство с Богом очень часто символизируется через сладость. Здесь заодно следует вспомнить, каковы были сладости во времена создания Писаний иудео-христианско-арабской цивилизации? Выбор был скромен. Мед, сладкие фрукты, несколько позже выварочный сахар. У нынешних верующих спектр сладкого экстаза и одновременно искушения, безусловно, намного шире, и это очень важно.

Но в ассортименте современных российских кондитерских изделий (я их каталогизировал в обычнейшем магазинчике на обычнейшем продуктовом рынке) мне удалось найти только один товар с прямо религиозным названием - конфеты "Райская пенка". Кто и на чем варит пенку в раю, я не знаю, но это не важно. Главное - у желающего имеется возможность снять пенку с райского пакибытия, еще находясь в земной юдоли.

Зато много названий, имеющих техногенно-астронавтическое происхождение. Например, "К звездам!", "Стратосфера", "Ракета" и "Космические". Ясно, что эти названия были изобретены в советские времена, то при помощи стратостатов, то при помощи "Салютов" наши граждане стремились избавиться от земного тяготения и передавали друг другу захватывающую новость: "Гагарин в космос летал, а бога не видел". Но, задумываясь о богоборческой сути советской космонавтики в контексте кондитерской сладости, не стоит забывать, что Циолковский, обожавший сладенькое, использование ракет в целях покорения космических пространств мыслил только как первый и робкий шаг к полному преображению человечества. Оно затем должно было сбросить плотские ризы и превратиться в ангельское "лучистое человечество", перемещающееся вне времени и пространства.

Но, до поры оставаясь в материальном мире, остановимся на двух очень показательных названиях - уже упомянутом "Совершенстве" и "Путешествии". Первое нагловато и наверняка лживо декларирует, что оно превосходит все прочие шоколадки и конфетки и даже продукции прославленных бельгийских и швейцарских confiseurs с ним тягаться невозможно. Это, в сущности, попытка создания радикальной секты, отрицающей традицию и святость установленных конфессий. Нечто вроде богомилов, катаров или бегунов-беспоповцев. Что касается "Путешествия", то здесь, видимо, помимо чисто практического предложения запастись этими шоколадками в долгую дорогу, заключается напоминание, что путь от точки "Альфа" до точки "Омега" бесконечен, если только главный и всемогущий Кондитер не решит его своей волей сократить до точки.

Почти все другие названия кондитерской продукции, обнаруженные мной в магазинчике были скучными, пошлыми либо знакомыми с детства. Что сказать про "Мишку косолапого" с фантиком по мотивам картины Шишкина? И картина хорошая, по учебнику "Родная речь" до слез знакомая, и вкус, надеюсь, какой был, такой и есть. Что обсуждать "А ну-ка отними!" с девчушкой времен счастливого сталинского детства в сползающих чулках, нарисованной академиком Решетниковым (собачку нарисовал специалист по деревенским животным академик Пластов)? Это - константа нашего бытия.

Надеюсь на Высшего Кондитера: и наши правнуки будут наслаждаться этими конфетами. Как и шоколадками "Аленка", контаминирующими васнецовскую Аленушку с некой просто Аленкой из соседнего двора и сливающими их судьбы воедино. Сейчас, правда, как рядом с Барби - Кен, у "Аленки" появился гендерный полюс, какой-то "Кузя, друг Аленки". Почему не Ваня, не Петя, не Тиша, а Кузя - спросите у брендмейкеров.

А так - тоскливо и ментально пыльно, хотя иногда и очень забавно, как в сельпо времен моего детства, в котором торговали засиженными мухами "шоколадными батончиками", сделанными из сои и кукурузы. Впрочем, они были восхитительно вкусны, почти как свежая лещина из соседней рощи.

Но по записям в блокноте:

"Вечерний аромат". Целевая аудитория, видимо, стареющие одинокие дамы с укладками, кушающие эти конфеты в качестве закуски к полусладкому "Советскому шампанскому".

"Мечта". Это для всех, каков бы ни был вкус.

"Огни Москвы". Я надеюсь, что в Сургуте есть "Огни Сургута", в Бодайбо - "Огни Бодайбо", в Ейске - "Огни Ейска", а в раю - "Огни рая". Пенка ведь там уже есть?

"Золотое сердце" и "Серебряное сердце". Изобретатели названий, возможно, ничего особенного в виду не имели. Но в них сразу прослеживается масонское солнечно-лунное деление Вселенной на мужское и женское начало, и вообще это тоскливо попахивает розенкрейцерством.

"Красный букет". Снова, видимо, для дам бальзаковского возраста и зюгановско/рогозинской ориентации, с горьковатым запахом кладбищенских болгарских красных carnations/гвоздик.

"Олений лес". Помилуйте, какая связь между оленями и конфетами? Впрочем, на Рублевке, по-моему, до сих пор стоит статуя оленя, которую, сколько себя помню, красят в шоколадный цвет.

"Гусиные лапки". Одно из самых старых в России названий кондитерской продукции - существует более ста лет. Заимствовано из Германии; у немцев есть какая-то сладостная идиома насчет лап этих водоплавающих, для русских название было и остается загадочным, но хорошо, что оно живо. По крайней мере, у кого-то, возможно, появится стимул выучить немецкий и читать "Фауста" в оригинале.

"Раковые шейки". Тоже залог постоянства в нашем мире. Чернушные шутки по поводу связи между поеданием этих конфет и раковыми заболеваниями у женщин отпускали еще завсегдатаи кафе "Бродячая собака" до Первой мировой войны.

"Клубничка", "Мандаринчики", "Лимончики" - этим, по-моему, должны заедать пиво "Золотая бочка" имбецилы, лелеющие игрушечные машинки и строящие скворечники вместо домов. Потом им мама-родина утрет слюни.

"Золотой ключик". Если это те же ириски, что липли к зубам и небу в детстве, - славно! Но лучше самому сварить банку сгущенки (главное, чтобы не лопнула и не заляпала коричневой субстанцией потолок) и не задумываться о Буратинах.

"Сударыня". А почему не "Мадам" и не "Гражданка"? Зато чисто по-русски уважительно, с рыкающим "ы", с укладкой, приливами и осенним румянцем во все щеки.

"Осенний звон". То же самое, на мотив известной английской народной песни с припевом "бом-бом-бом".

"Иван да Марья". Наконец-то никакой гендерности, а андрогинное ангельское слияние почти в духе космонавта Циолковского, да и без чужеродных штучек вроде "mariejeanne", попахивающих горькой травой полей, но, возможно, благоухающее сладостно-благостным травостоем.

"Золотые купола". Конкретно московский продукт. Наверняка. Потому что нигде, кроме Москвы, нет таких золотых куполов, уверяю - ни в Риме, ни в Вене. Должен быть всегда при Лужкове и Газманове.

"Президентский". Как без этого? Глядишь, президент с утра шоколадку скушает и не станет рассуждать про каннибализм?

Но есть поистине гениальное, способное конкурировать с немецким "Quadratisch, Praktisch, Gut!" название отечественных конфет и тортиков. Это линейка сладостей под названием "Если хочется сладкого". Что немцы? Им бы было хорошо, а заодно практично и, более того, квадратно. Они - скучные люди, несмотря на Канта, Гегеля и Ницше, которые тоже, поскольку немцы, были занудами. Не то у нас. Не практично. Не квадратно. Неизвестно, хорошо ли. Просто: сослагательное "если хочется". Хочется сладкого - ешь. Не хочется - не ешь, грызи горькую редьку или пудами соси соль.

И сим, возможно, Россия всех победит. Потому что, сколько ни говори "сладко", во рту слаще не станет, как давным-давно сообразил один суфийский поэт. Он же написал поэму "Птичий парламент", где впервые упомянуто было "сладчайшее птичье молоко", которое уже несколько десятилетий так любят россияне.

Ну не коровью же сгущенку вареную есть, на самом деле, стремясь к надмирной сладости?