От редакции. Несмотря на то, что у Института философии РАН, подписан контракт на аренду помещения вплоть до 2018 года, заинтересованные силы пытаются принудить институт к тому, чтобы его сотрудники освободили здание. На днях дирекция Института познакомила всех сотрудников с текущей ситуацией, озвучив официальную позицию и рассказав о своих намерениях. По итогам заседания на вопросы «Русского журнала» согласился ответить известный философ Эрих Соловьев.

* * *

Конечно, за Институт философии бороться необходимо. Я, как и все, буду это делать. Но мне хочется пояснить те движущие мотивы, которыми я руководствуюсь. Дело в том, что история Института философии очень сложная и очень горькая. В стенах «дома на Волхонке» в советские годы часто устраивались погромы против инакомыслящих. Но ведь у этих погромов были свои мученики и память о них надо сохранять. И как раз в последние годы институт стал тем учреждением, которое в сложных и непростых условиях продолжает дело своих мучеников, тех людей, которые пострадали в борьбе за свободу мысли, за возможность не мыслить со всеми в унисон. И если спросить, кто бы сейчас проголосовал за то, чтобы это здание осталось философам, мне кажется, это были бы, прежде всего, они, те, кто тогда претерпел страдания. То есть, такие люди, скажем, как Ильенков или Библер. Конечно же это только мое предположение, которым я поясняю свою мысль. Ведь, на мой взгляд, самое существенное, в данном вопросе – это тот факт, что в последние 20-25 лет у Института философии была очень хорошая история.

В то же самое время должен отметить, что если мы встанем на позицию соперника Пушкинского музея, то при таком споре мы проиграем. Потому что кто как не музей сохранит помещение, где жили Аксаков и Чичерин, ну будет оно хранить картины, и так далее, и так далее. Кроме того, следует учесть, что и аргумент от истории, здесь также не может быть использован. Ведь как известно, по нашему ведомству Аксаков и Чичерин не работали. Чичерин был философ, но философия для него была все-таки факультативом, он был, прежде всего, правовед. Аксаков – это вообще писатель с философско-значимыми мотивами, но не философ. В общем, утверждать, что Аксаков и Чичерин были философами, а следовательно Институт философии должен располагаться в доме, где они жили – это крайне невыгодная позиция. Любой хороший журналист опровергнет подобные доводы.

Впрочем, к истории XIX столетия и не нужно обращаться. История дома на Волхонке последних 80 лет достаточно сложная. За этот период в стенах дома происходили вещи, которые совершенно не красят тех, кто здесь сейчас находится. Но еще раз повторяю, были мученики и были страдальцы, была традиция, которая все-таки восторжествовала именно в последние годы работы института, последние годы – годы его плодотворной работы. Институт философии издает свыше ста больших и малых книг в год. Причем можно с уверенностью сказать, что пуская 20 книг из этих ста, действительно стоят того, чтобы их прочитать. В Институте философии представлены самые разные направления современной мысли, самые разные идейные и политические ориентации. Но при этом все эти направления остаются в рамках той лояльности, которой требует наука. В ИФ РАНе отсутствуют политические крикуны, и это факт. И такого рода работа – это работа по поддержанию идеологического равновесия, стабильности, оздоровления, которого вообще ждет страна. Очень трудно жить, когда не поддерживаются и не поощряются такого рода вещи.

Кроме того, необходимо отметить, что факт пребывания ИФ РАНа в здании на Волхонке – это важнейший фактор его влиятельности, как общероссийской, так и международной. Это возможность приглашать людей, проводить конференции. Иными словами, если Институт философии будет изгнан из этого здания, он вообще перестанет существовать. Потому что та форма научной и общественной активности, которая все-таки у института есть, она в очень большой степени зависит от здания, в котором институт находится. Это здание для института – не просто место, в котором он размещается. Оно для него столь же важно, как методы, которые используются философами в процессе исследования. Это его инструментальная локальность.