Право на достойное будущее страны обеспечивается далеко не только конкурентоспособностью экономики или боеспособностью вооруженных сил. Скорее, эти качества - производное от калибра правящего класса, его интеллектуального и властного мастерства, ибо продукция, создаваемая правителями, если можно так выразиться, постиндустриального свойства: она нематериальный, творческий ген, "публичное достояние", вокруг которого выстраивается общественный организм со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. Но и здесь существует свой haute couture, pret-a-porter и, к сожалению, дилетантство и профанация .

Другой фермент, определяющий положение страны в человеческом сообществе, - энтузиазм и самоощущение народа, сопряжение собственной исторической идентичности и токов новизны. Культурное, интеллектуальное состояние нации, трансценденция неудовлетворительного положения дел - долг и добродетель не только правителей, но и граждан. Качество элиты, в конечном счете, есть производное от статуса народа, это - проецируемый в окружающий мир образ страны. На каком языке говорит сегодня Россия, о чем ее речи, кто прислушивается к ним на планете?

Мысль, творчество, душевное усилие - энергии, сопричастные как идеальным мирам, так и земной практике. Люди не механизмы, их судьба не фатальна; история - открытая дорога, лежащая по ту сторону распахнутой двери, но одновременно это метафизический процесс, питаемый культурным наследием и образами грядущих свершений.

Будущее определяется не только прошлым, но прошлое странным образом зависит от будущего. Национальные проблемы в разные времена решаются различным образом. Один из инструментов транзитных эпох - искусство особого сорта: предвидение и деятельное освоение картографии будущего, интеллектуальная мобилизация и моральная реформация, когда удержание от зла и деградации имеет источник не вовне, а внутри страны и личности. Поэтому сила верного действия, плодотворного порыва, умного слова - равно как живой мысли, опознающей обстоятельства времени, а не вложенного в сознание стереотипа, - из числа могучих средств трансформации страны и возрождения народа.

Что есть Россия?

Россия в настоящий момент экономически используется окружающим миром, но культурно им отторгается. Предъявление, прежде всего себе самой, но также urbi et orbi, современного прочтения "загадочной русской души", ее ценностей, мировоззрения, мирополагания, внятных правовых, социальных, политических прописей, содержания целостного культурного круга и оригинального национального российского проекта - задача со всей очевидностью актуальная.

Интеллектуальная растерянность российского общества велика; беспокойство вызывает также культурная ситуация. Противостоять деградации может и должна национальная реформация - обновление политической рефлексии и смысловой вектор, размыкающий горизонт будущего. Речь в то же время идет об опознании меняющегося глобального ландшафта, о новой методологии познания и действия.

Смена устаревшего, не соответствующего эпохе и ее реалиям языка, артикуляция российской политической философии, формулирование внятного "Российского проекта", т.е. доктрины действий, учитывающей драматичные перемены социального космоса, равно как завоевание интеллектуального и нравственного авторитета в мире - несомненные национальные императивы. Необходимость интенсивного, содержательного разговора на данные, не всегда удобные темы давно назрела. Ибо главная задача национальной элиты - стратегическое управление обществом, иначе говоря, искусство порождать смыслы, образы будущего для себя и для тех, кого она ведет. И при этом квалифицированно действовать в предъявленных историей обстоятельствах.

Остро необходимо, к примеру, прояснение формулы российской идентичности в новом веке, определение лица государственности в формате Россия-РФ, т.е. нового государства, с изменившимися ценностными ориентирами, геостратегическим мирополаганием, геополитическим контуром и геоэкономической картографией.

Что есть Россия? Сложный вопрос, заранее предполагающий непростой ответ. Тем более - с позиций исторического опыта - известны различные ипостаси России, существование типологически разных русских стран.

Причем не только в историческом, диахронном русле, считая от мозаики Киевской Руси и региона Ордынского улуса, Московского царства и Российской империи до России-СССР и России-РФ. Но также в географическом, синхронном: Московии, обширной Новгородской и Псковской республик, Южно-западнорусского государства: Великого княжества Литовского и Русского, а впоследствии - Малой, Червонной и Белой Руси. (Не говоря о легендарной Тмутаракани, восточных землях и подданствах - что-то из этого наследия сохранялось в титуловании российского государя.)

Поиск ответа на вопрос о культурно-исторической сущности социального организма, обладающего территорией, специфическим миропониманием и реализующего определенную формулу миростроительства, отчасти напоминает юридическое расследование, в ходе которого фиксируются не только внешние признаки ситуации, но и внутренние, энергийные основания поступков. Так вскрывается подлинная суть событий.

Внешним признаком российского бытия является его фронтирность, прочерченная линиями старых и новых трансграничных и межцивилизационных трактов. Территория России "прирастала" в соответствии с географией "путепроводов" своего времени. Ее внешние границы обрамлены пунктирами значимых торговых маршрутов, начиная со знаменитого, "западного" пути "из варяг в греки" (но также "к персам", а порою и далее, по следам странствий, скажем, Афанасия Никитина). На юге граница - это линия Великого шелкового пути; на севере, вдоль Ледовитого океана - "соболиный путь", уходивший за Урал, в Мангазею и далее.

Рассуждая о пространственных измерениях российской государственности, мы порою забываем, что Россия исторически не только евразийское пространство, но шире: она - уникальное трансконтинентальное государство, раскинувшееся в один из периодов своей истории даже не на двух, но на трех континентах, включив Аляску и даже часть Калифорнии. (А северная часть Тихого океана в те времена получила дерзновенное наименование "Русского моря".)

Внутренний же вектор России как "страны пути" был прочерчен культурно-исторической миссией свидетельства о Христе на Востоке, ее ролью трансграничья Большой христианской цивилизации, пронизавшей пространства Евразии и уходящей в трансконтинентальную просторность, смыкаясь с движением в противоположном направлении ("посолонь") западно-европейской цивилизации... Так что необъятность и даже сами очертания российской территории носят неслучайный характер, имея смысловое и культурное содержание. Территория и динамичные границы России исторически и идейно (метафизически) мотивированы, этот "сухопутный океан" отнюдь не "яма, заполненная землей и водой".

Фронтирность, запредельность, экстремальность национальной психеи имеет не только внутреннее обоснование, но также трансцендентный замысел, непосредственно связанный со спецификой русского миропонимания, самоощущением судьбы как миссии, исполненной исторической ответственности. Неверное прочтение этого метаисторического тезиса отзывалось в земной истории народа тяжкими, порою катастрофическими потрясениями. Идентичность и судьба России отмечены "крестом" инакости, ощущением уникальности и единственности, эсхатологичностью и отверженностью, возможностью "свободы во грехе" и горделивого обрушения в пропасть...

Но все-таки - что есть Россия? Она - не Азия и не Европа, не Евразия и не Азиопа. И не наследница Византии. Все это внешние обличья, не открывающие внутреннюю, прикровенную суть культурно-исторического пространства. Россия - не моноэтническое государство и не просто пограничная территория христианской культуры. Мыслилась она своими идеологами как "особое место", средоточение "остатка" верных, которые хранят истину в мире, заливаемом водами нового потопа. И являющихся новой общностью: "Третьим Римом", где русские - не этнос, а "ромеи", Русское царство - царство Ромейское. Подобные культурно-исторические инстинкты проявлялись впоследствии в исполнении миссии собирания разноплеменных народов, в культуртрегерских амбициях, в освоении калейдоскопичных восточных пространств, а заодно их исторического опыта и умений, включая "ордынское" наследие.

Непростая ситуация сложилась и с "наследием византийским". Господствует стереотип о преемственности Руси и Византии (выраженный, к примеру, в легенде о "шапке Мономаха" или в поздних толкованиях тезы о Третьем Риме). Связь существует, равно как наследие и преемственность, только вот в каком смысле? Если обратиться к документам и событиям эпохи (XVI век), мы видим: дело обстояло подчас едва ли не противоположным образом по отношению ко многим поздним прочтениям ситуации. А формула Третьего Рима осознавалась скорее как опровержение Византии, "отряхивание праха", нежели как ощущение родства...

Русское царство, обретшее собственный оригинальный формат государственности, аккумулировав энергии происходившей реконструкции мировой ситуации и создав вектор культурно-исторической идеологии, напоминало сжатую пружину. В течение короткого срока энергетика преобразований сказалась не только на статусе страны и самосознании народа: она ввела в мировой контекст деятельного персонажа, который с тех пор - при всех исторических пертурбациях - уже не покидал историческую сцену.

На протяжении длительного периода подобные умонастроения (подчас в весьма различных обличьях) питали Россию, являясь подспудной движущей силой внутренней и внешней экспансии. Предельность и напряжение, присутствовавшие в подобном ощущении метаисторической роли, предопределили в дальнейшем пестрый спектр, широкий диапазон претензий на универсальную роль и на глобальное присутствие.

Положение страны, ее самосознание и "особая воля" предполагали, однако же, возможность не только запредельного взлета, но и ужасного низвержения.

Битва за будущее

Цивилизационная, национальная идентичность базируется на господстве определенного мировоззрения, претворяемого в энергии культуры и практику миростроительства, что находит выражение в историческом и политическом проекте.

Подобный проект основывается на оценке исторической перспективы и текущей ситуации, на доктрине, рассматривающей идеальные и практические цели, средства для их достижения, а также - этапы "большого пути", выражением чего служит национальная стратегия. Все это хозяйство требует соответствующего интеллектуального обустройства, выверенного социального/гуманитарного инструментария, адекватного прочтения исторической и политической ситуации.

Мировоззрение нации отражается также в ее основном земном документе, сводящем воедино основополагающие принципы и нормы, определяющие национальное жизнеустройство: конституции. Конституция содержит постулаты, очерчивающие признанную систему ценностей, законодательные принципы (юридический образ нации), утверждает политические и социальные основы существования общества и государства. Времена и обстоятельства действия, однако, меняются.

Граждане России не первый год обитают в условиях стремительного транзита. Можно сказать, транзит - наше "родовое гнездо": Россия, как уже было произнесено, - фронтирная территория. Да и кризис культуры Большого Модерна назревал не одно десятилетие, весь ХХ век прошел под знаком поиска нового миропорядка. Прописи социально-идеологических проектов века - коммунизма, фашизма (корпоративизма), нацизма, социальной демократии, неолиберализма, - сменив конкуренцию конфессий, религиозных ересей и прочие конфликты былых столетий, по мере воплощения проявляли, однако, ту или иную степень однобокости, порока, ущербности, подчас быстро преображаясь из утопий в антиутопии.

Цивилизация усложнилась и одновременно упростилась: она объединяет сосуществующие, но разлетающиеся миры, число которых множится (что не всегда заметно для привычного взора) и которые предпочитают (и подчас могут позволить) жить по собственным уставам. Мир балансирует на краю трамплина, вопрос лишь в том, конвертируются ли пробужденные энергии в относительно привычные формы социального бытия либо произойдет радикальный переход к эклектике транснациональных сетей и высокотехнологичных терминалов, сосуществующих с неоархаичной семантикой, экзотичными формами постцивилизационного существования?

Человечество, переживающее Большой социальный взрыв, пронизывают различные токи, а формулы антропологической галактики обретают характер актуальной бесконечности, центр же гравитации - при всем материальном многообразии - смещается в область влиятельных нематериальных активов (здесь концентрируются богатства и силы постсовременного мира).

Эволюционный скачок сопровождается расслоением, утверждающим свою конфигурацию мироустройства, взаимоотношений и иерархий, собственное поколение акторов и субъектов. Инстинкт миростроительства инициирует мутации и образует химеры. Прежние формы государственности становятся проницаемыми и уязвимыми, новые - нестабильны, пластичны и амбивалентны. Происходит не только трансформация прежних объектов, на планете появляются оригинальные диффузные образования, "беременные туманности", в чем-то повторяющие очертания прежних организмов, но имеющие заметно иную структуру. И одновременно возникают такие субстанции, как власть без общества и общество без власти.

Все это представляет серьезный вызов ценностям, интеллекту, типу мышления, системам знания прежнего мира, но прежде всего - это вызов самому человеку, находящемуся на краю лишь частично опознанной, а потому "темной" линии горизонта.

Между тем критическую роль в практике наших дней играют не только творческие энергии новых протосуверенов, но и наличие "национальной корпорации", заинтересованной в совокупном обустройстве общества. И не только совершенство инновационных процедур, но и человеческие качества, крепость "старых" моральных принципов, сила и богатство духа, ценности, обретенные цивилизацией... И, наверное, важно также обладание непростыми картами эпохи, на которых вычерчена не только топография мира, канувшего в Лету, и даже не текущая - опознанная, формализованная реальность, но тот подвижный, с трудом уловимый ландшафт за горизонтом, который мы привыкли определять как будущее.

Что приходится сегодня пересматривать и осмысливать политикам и генералам, отвергать либо принимать экономистам и ученым? Чем необходимо обладать или жертвовать жителям несовершенного, стремительно меняющегося мира? Мир - пространство высококонкурентное, арена непрекращающейся борьбы за будущее, за его образ, за реализацию той или иной формулы миростроительства. Борьбы, в которой не только состязаются проекты и концепты, но подчас - обозначив тот или иной "конец истории" в отдельно взятой области - перекрываются, искажаются каналы постижения новизны, обращая взор вспять, к мифологической заводи "золотого века". Борьбы, в которой противника порой пытаются лишить самого "чувства будущего", замкнув его исторический горизонт.

На подобную ситуацию можно, конечно, смотреть "широко закрытыми глазами", используя прежние представления о социальном космосе, и продолжать действовать привычными методами. Но останется ли Россия в "новом смелом мире" на достойном месте, увидим ли мы ее вообще либо сбудутся слова, прозвучавшие тревожной нотой на рубеже веков: " Россия - это не данность, а проблема" и " пришла пора подумать о мире без России"?

Изменения социальной вселенной востребовали эффективную методологию познания и стратегическую инициативу действий, адекватные открывшимся обстоятельствам и горизонтам; необходимы также язык и категориальный аппарат для инновационных форм практики. Жизненно важной оказывается логика, основанная на преадаптации, в той или иной степени апробированная в среде венчурных предприятий. Необходимо определить лик наступающей эпохи и верно срежиссировать курс страны в бурных водах глобального транзита.

Конечно, возникает искушение "простых решений" - почти по Гоголю: суммировать хорошее, отсечь плохое, приставив нос одного персонажа к лицу другого для достижения идеального результата. Но к реальной политике, где кишмя кишат дьявольские альтернативы, все это вряд ли имеет отношение. Мир несовершенен, в нем преобладают кровь, пот и слезы. Прикладная же политология привыкла рассуждать, приспосабливаясь к логике административных структур, реагирующих главным образом на текущие угрозы, слишком часто обращая внимание на окна возможностей лишь post factum.

И тут проявляется одна распространенная тенденция: мифотворчество, метафоричность, упование на то, что " и не такое переживали", что " Россия всегда с честью выходила из трудностей". Но энтузиазм и умное действие - не сентиментальность, не повторение заклинаний " я все же верю". Для достижения исторических высот необходим нравственный и интеллектуальный подв иг, культурное и моральное обновление, преодоление себя и обстоятельств.

России нужна обновленная концепция не только экономического, но и социально-культурного развития, предусматривающая серьезные капиталовложения - материальные и нематериальные - в население страны. И своя мечта.

Государственность в новом мире представляет цветущую сложность: это динамичное сочетание, синергия культурно-исторического организма, деятельной полифонии его членов и властного политического инструмента. Человек - при всех его недостатках - существо особое, образ и подобие живущего внутри идеала. Это солдат-насильник, неожиданно для себя бросающийся под колеса повозки, чтобы спасти ребенка. Так что качества грядущего мира не есть некая фатальность, с неизбежностью рока надвигающаяся на нас, его маршрут намечен пунктиром в сердцах и сознании. Будущее есть результат, прямо зависящий от наших усилий.