Давным-давно для сверстников и людей немного моложе это был не просто любимый писатель, а ориентир, вожак. (Михаил Айзенберг: "он был важнее для нас, чем все остальные, вместе взятые"). Поражали легкость и щедрость его таланта.

Он энергетически совпал, срезонировал с эпохой надежд шестидесятых. Потом с (по крайней мере, видимой) легкостью разминулся с генеральным курсом отечества и посмеялся – над собой, над временем, над иллюзиями. Потом разминулся с теми, кто разминулся…

Сейчас, когда его жизнь и творчество вполне очерчены, можно сказать, что девизом Василия Аксенова всегда была и оставалась свобода. Свобода не как долг, и не как предмет борьбы, и не как кумир. А просто свобода как свобода. В том числе, свобода быть буржуазным, обманывать вкусы бывших поклонников, писать обреченные на народное понимание сериалы. Человек имел смелость делать то, что ему нравилось, не соотносясь с тем, нравится ли это некоторым из нас.

Для меня он навсегда останется автором гениальных «Поисков жанра», раздвинувших мое представление о художественной прозе до границ этой вещи и, что удивительно, за эти границы. «Поиски жанра» потрясающе будили фантазию; становилось очевидно, что можно не только так (так как раз уже нельзя), а – иначе, и иначе, и иначе…

Думаю, и другие его вещи, и сама фигура, и судьба не то чтобы вошли в состав вещества русской прозы и изменили его, а скорее раздвинули видимые границы возможного, если не отменили их.

Так получилось, что смерть Василия Павловича Аксенова встала в череду других смертей. В том числе его приблизительных сверстников – не собратьев по перу и не товарищей, скорее, уважительных оппонентов. Полагаю, вечность достаточно просторна, чтобы не рассудить их, а расселить. А нам здесь остается только наблюдать конец прекрасной эпохи, по словам другого свободного человека.