Андрей Вознесенский и Юрий Шевчук

Хроника революции

Вознесенский для меня ассоциативно - человек 1985–89 годов. Его раннее поэтическое творчество меня всегда оставляло равнодушным, как и весь футуризм, которому, насколько я понимаю, он вполне сознательно подражал. Но во всяком случае с Вознесенским связан какой-то стиль эпохи, перекликающийся с ритмом его стихов.
А о ком сегодня можно скзать то же самое?
Но вот в "перестройку" Вознесенский выплыл как культурреггер, который знакомил массового читателя то с Гребенщиковым, то с Хайдеггером. То он упомянет в стихах Аверинцева, то Рихтера.

Он остался человеком великой эпохи культуреггеров - все смеялись по поводу "постпинкфлойдовской деревни", но вот запечатлелась она в сознании каким-то прекрасным дымком нашей юности, а уж на Хайдеггере, который "харю гад отъел" и "хардроккер", Вознесенский по моему сломал всю свою карьеру публициста, но тоже вот было в этом что-то от мандельштамовской "тоски по мировой культуре", неудоволетворимой и ненасытимой. Когда непонятно, кто такой Хайдеггер и о чем он, но имя будоражит, вертится в голове и это странное сочетание звуков кажется ответом на все жизненные вопросы.
В общем, для меня Вознесенский - последний человек настоящей русской культуры, культуры Великого Псевдоморфоза. За ним - откровенно говоря, одна русская фантастика, в настоящий момент подлинное направление русского искусства - с этим необходимым для него псевдоморфозным вывертом.
Шевчук напротив первый человек политической эпохи. Все его лучшие песни - из времени советского политического пробуждения: "Дождь", "Что такое осень" и особенно "Последняя осень", которая в моем сознании отложилась как песня про 1991 и еще точнее про август 1991 года - "последним костром догорает эпоха, и мы наблюдаем за тенью и светом".
Шевчук удивительным образом не стал голосом антисоветской революции начала 1990-х, поскольку неожиданно для самого себя смог выразить разочарование в этой революции, амбивалетность ее итогов, когда "все то что держало, давило, играло, осиновым ветром" было "разорвано в клочья" - его заунывная интнонация пришлась как раз в точку в межвременье 1991-1994 годов - по моему в самый тяжелый период жизни страны, да и всех нас. Кстати, именно поэтому Шевчук евда ли мобилизует своим творчеством "несогласных" - от одного его вида исходит чувство "опустошения" и "разочарования".
Это что-то в духе "Какая хмурая Столица в октябре! Забитая лошадка бурая Гуляет на дворе."
Даже клип вроде бы светлой по текстовке песни "Дождь" во "Взгляде" шел под какие-то игрушечные танки, которые разрушают игрушечный город - многие потом (и в каком-то смысле справедливо) видели в этой песне намек на путч 1993 года. Шечук наверное то пел о чем-то совсем другом, но получалось все время об этом. О том, как хреново жить в конце каждой из революций. О том, какой остается от всего этого горький осадок. О том, что когда "догорает эпоха", тень все-таки одолевает свет, и некогда бурная радостная жизнь истончается до самого своего основания.
И поэтому хотя Шевчук еще мог жить и творить в эпоху Вознесенского, Вознесенскому, увы, уже не было место в эпоху Шевчука.

Источник: http://magic-garlic.livejournal.com/304516.html

       
Print version Распечатать