В названии новой книги Андрея Битова «БАГАЖЪ» есть уточнение: «книга о друзьях». Да, это книга о друзьях – о Белле Ахмадулиной, Резо Габриадзе Юзе Алешковском, Михаиле Жванецком (аббревиатура «БАГАЖ»), и – «Ъ» – о Гранте Матевосяне, Юрии Росте, Виктории Ивановой, Владимире Тарасове, Александре Великанове. Но это еще и автобиография художника – Битов объясняется: откуда он, кто он. Тексты, составившие эту книгу и писавшиеся в разное время, по разным поводам, в разных жанрах – литературоведческая статья, портретный очерк, поминальное слово и т. д. – образуют здесь единое повествование со сквозным сюжетом.

В слове «багаж», выбранном автором для названия книги, есть еще такие оттенки значений как «ноша», «обуза». У Битова же «багаж» – все то, что ношу с собой. Ношу в себе. Ношу всегда. Друзья, о которых пишет Битов были не «багажом», а пространством его существования, возможностью его существования. Были бы другие друзья, был другой Битов. И дело не только в советском социуме, в котором для выживания необходим был свой круг, своя защита от мира извне. Здесь речь не только о защите. Речь о том, что помогало развернуться. Друзья были для Битова тем воздухом, которым дышал он как художник.

Битов приватизирует здесь мандельштамовскую формулировку «литература – ворованный воздух»: «ворованный» – в том смысле, что бывает невозможно установить авторство. «Не простой вопрос – что такое автор». Тот, кто сделал, кто написал, воплотил, или тот, кто дал толчок, направил, поставил голос? Кем останется для русской литературы, практически неизвестный широкой публике Виктор Голявкин? Ленинградским писателем-шестидесятником «второго ряда»? Или тем, кто определил «наполовину», если ни на «три четверти» то, что смогли сделать в литературе питерские прозаики его поколения, тот же Битов? С этого вопроса Битов и начинает – книгу открывает статья об Александре Жемчужникове, четвертом, сомнительном, по мнению современников и историков литературы, авторе Козьмы Пруткова, а при ближайшем рассмотрении, возможно, тем, кто, собственно, Пруткова и породил. «То есть, – Александр Жемчужников сделал это. А они (остальные) подключились. Вот вам и авторство. Весь корпус написан не им, но это он сумел так заразительно, так стильно пошутить, он нашел форму…». И это нормально. Для литературы – нормально, как наличие почвы, плодоносящего слоя, то есть – культуры; культуры в изначальном значении этого слова, еще не ставшей бытом (сегодня у нас «..культура перестала существовать как самостоятельная слово: культура могла быть поведения или физическая, а также у нее могли быть Парк или Дом. Культура стала овощ.»). Собственно воздух культуры, плоть культуры – вот что такое для Битова его друзья. Культура, которая не продукт, а чистая энергетика. Ахмадулина, как пишет Битов, для него и для его круга «прошла мимо печатного слова» – «Это какое-то явление, сочетание позы, жеста, звука голоса, интонации – всего»; персонификация – завораживающая, вдохновляющая – самой интенции поэтического высказывания. Или Резо Габриадзе: «Рассказчик он был непревзойденный, слушатель у него был благодарный, истории его были неисчерпаемы и не только неповторимы, но и неповторяемы». «Николай Николаевич» Юза Алешковского, свидетельствует Битов, складывался, оформлялся в застольных беседах, в письмах для двух-трех друзей, это текст – в «жанре дописьменном». Переоценить необходимость для литературы этого жанра трудно. «Вот – опубликованный текст, и вот – неопубликованный текст. Неопубликованный питает окружающую среду, то есть питает всякого возникающего… А потом люди считают, как правило, что это – они сами…». И, наверно, правильно считают. И уже невозможно посчитать (да и не нужно), сколько в Битове «Ахмадулиной» или «Алешковского», и сколько в Алешковском и Ахмадулиной «Битова».

Короче, «скажи, кто твой друг…» - С. Костырко

Андрей Битов. БАГАЖЪ. Книга о друзьях. М., «РА Арсис-Дизайн», 2012, 180 стр., 2000 экз.