Растерянность внутри полноты бытия

Обычно персоналистическая философия устанавливает факт существования личности, поставив ее напротив другой личности. Если есть другой, который смотрит на меня и доверяет мне, как я могу не доверять себя, и не увидеть в другом такого же точно трепетного и требующего благоговения субъекта, как и я сам. Персонализм Бердяева или Мунье, при всей изощренности и прозорливости, во многом двигается внутри картезианского доказательства бытия: если Бог не может солгать мне, то я не могу солгать себе, значит, я есть. Только вместо высшего обоснования философии, к которому и рвется способность созерцания, здесь обоснованием философии оказывается ситуация встречи, при которой опознание черт друг друга вдруг превращается в открытие зазоров в характере другого. Благодаря этому открытию мы и можем принять другого не как часть нашего повседневного быта, но как лицо, ждущее нашего ответа и удерживающее нас на луче внимания к нам. Но персонализм всегда должен создавать все новые эстетические и политические конструкции, чтобы другой не стал владеть мной, а я не превратился в невротического метафизика собственной судьбы. Иоанн Зизиулас, профессор Университета Глазго, митрополит Константинопольского Патриархата, крупнейший современный православный богослов, снимает многие противоречия персонализма, по-новому представляя созерцание. Созерцание, на котором настаивает Иоанн Зизиулас, исторично: мы созерцаем не только личность, мы созерцаем ее возникновение и первые шаги, первые встречи и разочарования. Благодаря такому обновленному персонализму Иоанн Зизиулас может сказать, как возникает личность, когда встречаются не двое, а сотни и тысячи людей в Церкви. Для Зизиуласа важно не то, при каких обстоятельствах люди встретились, а как кто-то сказал «я скажу первым, а потом выслушаю тебя» или «жду твоего слова», и тем самым создал историческое событие. Иоанн Зизиулас обновляет онтологию не менее радикально, чем это делает спекулятивный реализм, только он понимает по-новому не субъектность вещей, а порядок вещей. Он не считает, что вещь может познавать человека не в меньшей степени, чем человек познает вещь. Но он считает, что вещь, или ее образ, или ее идея, может вступить в общение с человеком по собственной воле, а не потому, что человек с помощью своей системы ценностей вдруг ставит абстрактные идеи выше своих повседневных впечатлений. Как и в спекулятивном реализме, пирамида ценностей оказывается схлопнута ради подлинного чувства Другого. Новое понимание движения как самосознания, причем не только движения идей, но и движения вещей; новая трактовка созерцания не как экстатического самообоснования, но как изобретения новых порядков и правил, как запечатления себя на правильно построенной картине, которая не стремится навязать себя, а только привлекает зрителей своей искусной красотой – все это превращает богословие Иоанна Зизиуласа в важное подспорье для современной онтологии, этики, эстетики, а то и социологии и политологии. – А. Марков.

Зизиулас, Иоанн. Общение и инаковость: новые очерки о личности и церкви. / пер. с англ. М. Толстолуженко, Л. Колкера. – М.: Изд-во ББИ, 2012. – xii, 407 c. – (Серия: «Современное богословие»).

       
Print version Распечатать