Томас Венцлова большинству известен как литовский поэт, друг Иосифа Бродского и адресат его стихов. С недавнего времени Венцлова вошел в нашу культуру и как проницательный эссеист, воспевший Вильнюс как место масштабных языковых свершений, где само слово наливается как расплавленный металлический шар или набатный колокол. Но только сейчас мы можем узнать Венцлову как интерпретатора поэзии, схватившего с рапиры точнейшего структурализма самые дорогие всем читателям смыслы. Венцлова тяготеет к раннему структурализму, к «Анализу поэтического текста» Ю.М. Лотмана, и если отдает дань интертекстуальности, то лишь для того, чтобы показать глубинное единство поэтического стиля русской литературы, от Фета до Бродского со множеством промежуточных остановок. Именно рядом со стилем, как самым благородным отблеском стиха, он останавливается, и никогда не понимает стиль как способ приукрасить речь, но только как способ трезво принять свою принадлежность к своему веку. Поэзия для Венцловы – всегда работа, постоянное напряжение ума, разрешающееся в легкости готовых вечных образов. Для него никогда в искусстве ничего не происходит механически, в силу действия ассоциаций или магнетизма образов, но поэзия при этом никогда не оказывается рукотворной или вымученной. Просто тайные течения от ритма к смыслу, от стихотворного размера к образу, от метафоры к диалогу несутся быстрее, чем поэт может что-то реорганизовать в стихе. В одной из статей Венцлова вспоминает о мечтательности литовцев ΧΙΧ века, оставлявших полякам политику, а себе забиравшим исконный язык. Многие романтики говорили о праязыке как языке поэзии, постоянно выстраивающем образ «другого себя», о языке как о необходимом инобытии культуры, которое можно постигнуть только через миф. Но литовские интеллектуалы попытались сами артикулировать на родном языке не только мифы и сказания, но и призывы к свободе, бойкий газетный заголовок, приговор или оправдание своего исторического бытия, острее и быстрее любой рифмы. И труд Венцловы еще бойчее, чем газета – он для тех, кто не ленится перепрыгнуть от скрытой цитаты к выразительным свойствам ямба, а от сложной метафоры – к абсурдности бытовой речи. Структуралисты Тартуской школы семиотики рано или поздно приходили к представлению о «тексте в тексте» (чему был посвящен один из сборников «Трудов по знаковым системам»). Всякий текст, как взрывоопасный клубок образов и приемов, должен покоиться в лоне готовых длящихся смыслов, как бомба на дне пруда. Но Венцлова избегает этого представления – он считает, что всякий раз надо нырять в текст, добывая то романтические, то реалистические, то абсурдистские смыслы знакомых стихов. И тогда добытые смыслы не ведут наш ум по готовым магистралям интерпретаций «романтизма и реализма», а наоборот, начинают показывать нам, насколько мы еще не пришли даже к языку описания собственного эстетического опыта. У нас нет не только готового языка на все случаи, но даже языка для нашего случая – но у нас есть поэзия, которая помогает нам увидеть как «частный случай» нас самих. – А. Марков.

Венцлова Томас. Собеседники на пиру: Литературоведческие работы. – М.: Новое литературное обозрение, 2012. – 624 с. – 1500 экз. – (Серия: Научное приложение [к журналу Новое литературное обозрение]. Вып. CVIII).