The Black Lizard Big Book of Pulps: The Best Crime Stories from the Pulps During Their Golden Age - The '20s, '30s & '40s. - Vintage, 2007. - 1168 p. ISBN-10: 0307280489, ISBN-13: 978-0307280480.

Попробуем вообразить себе типичную аудиторию криминального чтива - мужскую и женскую. Ему чуть за сорок, работает коммивояжером - если вообще работает, как-никак на дворе Великая депрессия. На нем синий костюм прямого покроя, большие черные ботинки с полудюймовыми кромками, сомнительный галстук, узел на котором сто лет не развязывали до конца, и пыльная фетровая шляпа коричневого цвета. Родился в Канзасе, но несколько раз менял место жительства. Сейчас обосновался в Билокси, Миссисипи, в каркасном доме неподалеку от побережья, вместе с официанткой из пиццерии, которую он повстречал где-то по выезде из Джексона и по пути сюда на "студебеккере" 1927 года, купленном давным-давно у обанкротившегося фермера в Стилвотере, Оклахома. Его бизнес - ходить по домам, предлагая щетки Фуллера, и дела идут неважно. Он пьет слишком много дешевой хлебной водки, проводит слишком много времени на ипподроме и время от времени поколачивает свою подружку.

Она не стала бы покупать журнал с криминальным чтивом, но иногда может скоротать свободный часик с экземпляром "Черной маски" или "Подружек гангстера", оставленным им около дома. Она из Огайо, родилась в Экроне гораздо раньше, чем готова это признать. На ней ситцевое платье, туго завязанное, чтобы подчеркнуть тонкую талию, шелковые чулки, спустившиеся петли на которых она затягивает лаком для ногтей, и белые туфли на тяжелых каблуках. Некогда была красоткой, но годы берут свое - слишком частые вечеринки, слишком частые похмелья и постоянное общество плохих мужчин оставили глубокие борозды в уголках губ и вокруг глаз. В Билокси ей одиноко, хочется когда-нибудь съездить домой к маме и братишке Титусу, но билеты на автобус компании "Грейхаунд" стоят денег, а старик Шварц из пиццерии платит своим официанткам жалкие гроши. Она мечтает о Калифорнии, ее апельсиновых рощах...

С моей стороны Атлантического океана литература о преступлениях в межвоенные годы не имела абсолютно ничего общего с бульварным чтивом. Во-первых, криминальное чтиво писали мужчины: каждый из пятидесяти трех авторов, представленных в сборнике "Черная ящерица. Большой сборник криминального чтива", - мужчина, тогда как почти все английские классики "криминального" жанра были женщинами. Что также существенно, эти женщины принадлежали к среднему классу и писали для него; народ попроще получал свою долю развлекательной беллетристики из газет. Первые криминальные романы, которые я прочел (точнее, детективные романы, ибо само преступление всегда было куда менее важно, чем его расследование), вышли в 30-е годы из-под пера Агаты Кристи. Я читал их в середине мрачных 50-х, когда даже десятилетним мальчикам необходимо было отвлечься от пугающей реальности мира, погруженного в "холодную войну", неумолимо набиравшую обороты. Старая добрая Агата. Глядя на ее фото с суперобложки - эти застывшие кудри, эти безупречные зубные протезы, - каждый вспоминал свою богатую тетушку. Что может быть уютнее, чем зачитывать до дыр в дождливый воскресный день одну из ее завораживающе нестрашных головоломок?

После тетушки Агаты я перешел к более изысканным членам женского клуба, таким, как Марджори Аллингем, Нгайо Марш (само имя которой загадка), Джозефина Тэй, Глэдис Митчелл, Дороти Л.Сэйерс. Что произошло с этими милыми, утонченными, воспитанными дамами, какие жестокие и мстительные фантазии вынашивали они в своих сердцах, что столь многие из них решились на убийство, пусть и на страницах книг? С 30-х и вплоть до 60-х их фирменный стиль детективного письма безоговорочно царил в Британии и на этих Ирландских островах, как некогда называли наш сварливый архипелаг. Конечно, в этот период появлялись и заметные мужчины-детективщики: дьявольски умный Эдмунд Криспин, например, который в реальной жизни был приятелем Филипа Ларкина Брюсом Монтгомери, и Николас Блэйк, халтурщик, альтер эго поэта Сесила Дэй-Льюиса - но в целом, похоже, это были, скорее, изнеженные бездельники, неспособные взять на мушку этих королев жанра.

На самом деле детективщиком мужского пола, более других обязанным своим современницам и перенесшим их опыт на другую половину земного шара, в Калифорнию, стал Рэймонд Чанедлер, родившийся в Чикаго, но с семи лет воспитывавшийся в Англии. Сэйерс и Тэй признали бы и, вероятно, признали Филипа Марлоу Чандлера как собрата их утонченных сыщиков, ибо Марлоу, подобно инспектору Тэй Алану Гранту или лорду Питеру Уимзи Сэйерс, - джентльмен до мозга костей, галантный рыцарь, чей костюм из сверкающих доспехов освещает самые мрачные закоулки, в которые он отважно направляется.

По зрелом размышлении я считаю книги о Марлоу вымученными и даже слегка сентиментальными, при всей их элегантности, остроумии и блеске: два его рассказа, "Убийца под дождем" и "Наводчик", "сидят" в сборнике криминального чтива неуклюже, словно, если процитировать "Бесплодную землю", шелковая шляпа на брэдфордском миллионере. Возможно, Чандлер слишком старался преобразовать сырье жизни в бессмертную прозу. Намного более крупный писатель, Джеймс М.Кейн, который был счастлив не шлифовать сырую действительность, который прямо-таки упивался ее непривлекательностью, создал настоящий шедевр, не производящий вымученного впечатления, - "Почтальон всегда звонит дважды". Хотя Кейн и был самым беспощадно реалистичным автором из всех, его изначальным устремлением было последовать примеру матери и стать классическим певцом, и музыка является отличительной чертой его творчества: в замечательном романе "Серенада" главный герой, если это слово здесь подходит, - безработный оперный певец, скрывающийся в Мексике. Таковы странные сближения в среде детективщиков.

Рассказ Кейна - лучший в сборнике чтива. Озаглавленный, с долей горького сарказма, "Пастораль", он представляет собой повествование от лица безымянного южанина, который прекрасно мог быть уроженцем округа Йокнапатофа; он рассказывает о бедном Берби ("Похоже, Берби повесят"), уговаривающем своего друга Хатча вместе ограбить и убить старика, по их мнению, богатого, но, как выясняется, имеющего "всех сбережений не более 23 долларов в стеклянной банке". После того как дело сделано, Хатч заставляет Берби обезглавить труп и бросить голову в ручей - или, скорее, на ручей, так как, к их огорчению, он замерз; пытаясь уничтожить предательскую улику, Хатч проваливается под лед и тонет. Теперь Берби вроде бы в безопасности, поскольку считается, что Хатч работал в одиночку, но Берби любит поговорить и в итоге признается во всем городскому констеблю по той простой причине, что такую замечательную историю нельзя не рассказать. Как говорит рассказчик, "полагаю, он так долго держал это в себе, что ему просто пришлось это выплеснуть". Таков классический Кейн - кровавый, сардонический, до жути смешной, и ради одной только "Пасторали" стоит раскошелиться на Большой сборник криминального чтива.

Признаюсь, я поздно познакомился с творчеством Кейна (если бы он мог выбирать себе фамилию, то вряд ли выбрал бы более удачную: Cain - Каин. - Примеч. пер.), как и с творчеством Ричарда Старка, чье настоящее имя Дональд Вестлэйк и чьи романы о Паркере, множество которых было написано на пике творческого расцвета в начале 60-х, - образец взвешенной и изысканной прозы для того времени, да и на все времена. Паркер, чье имя нам так и неизвестно, - абсолютный профессионал. Он безжалостный, спокойный и умелый мошенник, который убивает, только если сочтет это необходимым. Мы понимаем, что он ужасно везучий преступник, хотя почти во всех книгах о нем (а их на данный момент около тридцати, в том числе "Спросите попугая", опубликованная недавно и не уступающая в качестве предыдущим) все с самого начала идет из рук вон плохо. Но чем хуже ситуация, тем изворотливее Паркер.

Одна из замечательных сторон книг о Паркере в том, что, в отличие от криминального чтива, они начисто лишены и намека на морализаторство. В фантастическом мире бульварных детективов добро должно победить и побеждает. А мир Паркера реален, его разочарование тотально. Читал ли Вестлэйк Жоржа Сименона? Читал ли Сименон Вестлэйка? Если бы знать. Их взгляды на то, как все устроено в этом сукином, по выражению Бекетта, мире, очень схожи. Для Сименона, как и для его американского коллеги, жизнь - трудное, жестокое и опасное дело, на мерзость которого невозможно закрыть глаза и самому прекраснодушному мечтателю. Сименон начинал свою карьеру как репортер бельгийской "Gazette de Liege", затем, еще будучи молодым, перебрался в Париж и принялся печь популярную прозу как блины под множеством разнообразных псевдонимов. Самое знаменитое его изобретение - это, конечно, инспектор Мегрэ, хотя все эти многочисленные книги про немногословного, курящего трубку детектива полны шаблонов, а подчас и небрежностей, выдавая спешку, в которой они писались. Но то, что он называл своими romans durs, или серьезными романами, - "Грязный снег", "Месье Монд исчезает", "Тропическая луга" и мастерски сделанные "Странники в доме", - относится к лучшей экзистенциальной прозе XX века, не хуже Камю или Сартра, и притом куда менее вычурной и претенциозной. Возможно, единственный равный Сименону писатель той эпохи - великий Луи-Фердинанд Селин.

Реши Сименон переехать в Америку раньше, чем он это на какое-то время сделал, он, без сомнения, писал бы для бульварных журналов, которые процветали в 20-30-е, когда, как сообщает нам Отто Пенцлер в предисловии к своему Большому сборнику криминального чтива, "каждый месяц в газетных киосках появлялось более 500 новых книг. По разумной цене (как правило, десять-пятнадцать центов за экземпляр), в ярких цветных обложках, изображающих страшные и захватывающие эпизоды, со стилем письма, в котором действие и приключения превосходят философию и анализ, миллионы экземпляров этой новой, исключительно американской литературы продавались еженедельно".

Пенцлер, владелец незаменимого книжного магазина "Mysterious Bookshop" в Нью-Йорке, собрал рассказы для сборника из таких журналов, как "Dime Detective", "Detective Fiction Weekly" и, конечно, самый влиятельный из них - "Black Mask", где публиковались среди прочих Чандлер, Эрл Стенли Гарднер, Джордж Хармон Кокс, Пол Кейн и Дэшилл Хэмметт, написавший свой первый рассказ "Continental Op" для этого журнала. По мнению Пенцлера, "если бы "Black Mask" опубликовал только первый рассказ Кэрролла Джона Дэйли ("Терри - три пушки"), то уже заслужил бы бессмертие". Этот рассказ появился в выпуске от 15 мая 1923 года, и его герой Терри Мэк" послужил прототипом для всех крутых остроумных частных сыскарей, последовавших за ним. Дэйли (1889-1958) также изобрел первого "сериального" грубоватого следователя и борца за правое дело - Рейса Уильямса. "Терри - три пушки" не включен в сборник, что мудро, должны мы признать, зато нас побаловали байкой Дэйли размером с повесть под названием "Третий убийца". Совершенно отвратительное творение, хотя с первых строк ясно, почему сей жанр вошел в моду:

"Мне не понравилась его физиономия, о чем я ему и сообщил.

Он был красив высокомерной, зловещей красотой. И изгиб уголка его рта был естественным - но сейчас более резко очерченным из-за непроизвольного подрагивания верхней губы: тревожный признак, свидетельствующий, что парень принял слишком много ликера и собирается на сцену, где его и вырвет. Конечно, это его личное дело, если только его вырвет не на меня".

Пенцлер отдает себе отчет, что большинство рассказов, включенных в его книгу, ни на что не претендуют. То, что он бросает о Дэйли - "ремесленник, лишенный литературных претензий, устремлений и способностей", применимо к большинству авторов сборника. По его наблюдению, рассказы, публиковавшиеся в бульварных журналах, были "написаны со стремительной скоростью и рассчитаны на столь же быстрое прочтение". (Кстати, понятие "бульварный" - pulp - не было ругательным, а просто обозначало материал, лесную древесину, из которой делали грубую серую бумагу, используемую для производства таких журналов.)

Чувство глубочайшего удовлетворения, которое мы получаем от криминального чтива, основано, осознаем мы это или нет, на чувстве завершенности, которое оно нам дает. Жизнь - сплошная кутерьма: мы не помним своего рождения, а смерть, как мудро заметил Людвиг Виттгенштейн, не тот опыт, который мы переживаем в жизни, так что нам всем дана лишь эта хаотичная середина, полная оборванных кусков, где ничто не кончается раз и навсегда. Конечно, могут возразить, что в любом художественном произведении есть начало, середина и конец, своя форма есть даже у "Поминок по Финнегану". Но в детективных историях это сделано лучше. Не важно, насколько неправдоподобен круг подозреваемых и насколько озадачивают разбросанные в тексте ключи к разгадке, - мы знаем наверняка, что когда убийцу разоблачат, а его (реже ее) точно разоблачат, то все встанет на свои места, как куски головоломки, собирающейся на ваших глазах. Криминальные рассказы в бульварных журналах были менее детерминистскими, чем их более стильные английские аналоги, но и они ставили основной задачей наведение порядка в беспорядочном мире.

Остросюжетная литература процветает в трудные времена. Жанр отражает эпоху, а эпоха придает жанру колорит. Есть некая сыроватость в криминальном чтиве, даже у таких "настоящих" писателей, как Чандлер и Хэмметт, и объясняется она не только жесткими требованиями рынка. В своих лучших и даже, возможно, в своих худших проявлениях эти занимательные истории выражают некую неумолимую жестокость и бесстрашный оптимизм жизни в Америке в десятилетия между войнами. Конечно, сюжеты почти одинаково абсурдны. Как пишет Пенцлер,

"В криминальном чтиве мир был черно-белым, существовал простой конфликт между силами добра и справедливости и теми, кто стремился грабить, ущемлять, убивать невинных. На страницах такого чтива и под обложкой этой книги Добро побеждает Зло. Возможно, в этом ключ к огромной популярности, которой они пользовались столько лет".

Кого удивит такая популярность, если вспомнить подлые, бессовестные десятилетия, в которые остросюжетное чтиво раскупалось миллионными тиражами? Мир только выбрался из одной злополучной войны и плавно катился к другой, а в промежутке предстояло пережить Великую депрессию. Чтобы победить злодеев, круживших в поисках добычи, реальному миру требовалось коллективное и почти сверхчеловеческое усилие, ценой бесчисленных невинных жизней, в основном рабочего класса, но на страницах криминального чтива один хороший парень мог одолеть все напасти. Даже самые недалекие читатели понимали, что это безнадежная фантазия, ну и что? Мечтать было не вредно и не накладно, всего по десять центов за дюжину.

Большой сборник криминального чтива имеет три раздела: "Борцы с преступностью", "Злодеи" и, конечно, "Дамы". Пенцлер, редактор всей книги, предваряет первый раздел предисловием, которое начинается впечатляющим сравнением между криминальным чтивом и джазом, еще одним "полностью... американским изобретением". Бойкий Хэрлан Эллисон, больше всего известный как научный фантаст, предваряет раздел "Злодеи" хвастливым замечанием: "У меня подходящая биография для книги о мошенниках", так как в молодости он писал для "Manhunt", "Mantrap", "Mayhem", "Guilty", "Sure-Fire Detective", "Trapped", "The Saint Mystery Magazine" (и для американского, и для британского изданий), "Mike Shayne's", "Tightrope", "Crime and Justice Detective Story" и "Terror Detective Story Magazine" "лишь для того, чтобы ваши глаза остекленели, а задницы напряглись при виде тех немногих лохмотьев, ради которых я корпел".

Раздел "Дамы" предваряет самая популярная детективщица Лора Липпман, которая мягко замечает, что "криминальное чтиво начала XX века никогда не спутаешь с феминистскими свидетельствами". Это правда. Как замечает Пенцлер, криминальное чтиво прежде всего давало "возможность подвергнуть соблазнительную юную красотку серьезному риску надругательства". Одно из самых веселых произведений раздела - комический стрип (разновидность комикса. - Примеч. пер.) 30-х годов, посвященный приключениям сыщицы Салли, некоего Адольфа Барро (1899-1985). Вы вряд ли догадались бы, что этот художник "учился в Йельской школе изящных искусств и Большой центральной школе искусств". Грозная Салли всегда заполучает своего мужчину, а в процессе всегда теряет почти всю одежду.

Женщины, возможно, самые интересные персонажи криминального чтива. "Они, - отмечает Пенцлер, - молодые и старые, симпатичные и страшные, смешные и угрюмые, храбрые и робкие, жестокие и мягкие, честные и интриганки". Однако, добавляет Липпман, "хотя женщины и редко играют первую скрипку в этих рассказах, в этих архетипах подружки/развязной девицы/социопатки достаточно чудинки, чтобы намекнуть на более широкие возможности для женского пола". В этом контексте на меня произвела неизгладимое впечатление Джин Делано из рассказа Хэмметта "Девушка с серебряными глазами", которая в конце находится в той деликатной ситуации, когда соглашается говорить лишь в присутствии адвоката:

"Когда ее уводили, она остановилась и спросила, нельзя ли ей поговорить со мной наедине.

Мы отошли в дальний угол комнаты.

Она наклонилась губами к самому моему уху, так что ее дыхание грело мою щеку, как раньше в машине, и прошептала самый грязный эпитет, на который только способен английский язык.

Затем она пошла в свою камеру".

О Боже, что на это сказала бы тетушка Агата?

Большой сборник криминального чтива - Гераклов, а лучше сказать, Сизифов труд - попытка дать обзор одного из самых захватывающих жанров массовой литературы. Пролистывая эти полные убийств, драк и борьбы за правое дело истории, мы все время видим сквозь страницы образ тех первых читателей, погрязших в тяжелых временах и ищущих выхода, пусть даже выхода не в реальность, а в мечту о мире, где мужчины были мужчинами и женщины любили их за это, где мошенники были мошенниками и легко опознавались по шраму на лице и револьверу в руке, где полицейские были скучными, но честными и никогда не выражались, где хорошие парни держали в страхе нарушителей закона и пользовались уважением лояльных граждан. Короче говоря, где жизнь была другой - лучше.

Детективный роман Джона Бэнвилля "Падение Кристины" опубликован в 2007 году Генри Холтом под псевдонимом Бенджамин Блэк (см. обложку книги в начале статьи).

Перевод Анны Плисецкой