Где-то в начале прошедшего века западные ученые осознали, что за бортом истории - такой, какая писалась в то время, - остался народ, безмолвствующее большинство, мы, вы и они. Особенно женщины. Мужчины, так или иначе, упоминаются среди безликих рыцарей, лучников, горожан или монахов, действующих по картонной логике, предписанной им многомудрыми учеными. Они то стремятся что-то завоевать, то борются за какие-то свободы, но мы так и не видим, как они жили.

Традиционная история - история событий и дат, крупных преобразований и крупных личностей и еще ряда правовых концептов, политических теорий и религиозных доктрин. Это политическая история, с уклоном в социально-экономическую, но в любом случае абсолютно безличная: действующие лица - либо единицы, Петр Великий да Людовик XIV , либо крестьянские или городские массы, ничуть не более одушевленные, чем поголовье скота. Даже марксистское внимание к народу - внимание чисто теоретическое, к движущим силам исторического развития, а не к людям.

И вот возник вопрос: а это ли главное? Что определяет жизнь людей: смена одного императора другим, генсека - президентом или появление конки и автомобиля, открытого купальника и гетр, электрического чайника и телевизионного пульта? Подписание договора о ПРО, декларация Ватиканом лояльности ко всем конфессиям или же распространение работ со свободным графиком, повсеместность отдыха заграницей и терпимость к незарегистрированному сожительству молодых людей?

И, главное, что бы для вас не было важнее, никто этого не узнает, если история будет писаться традиционным образом: мы знаем, на ком в седьмой раз женился Иван Грозный и когда у Наполеона был насморк, но мы не знаем, что их современники ели на завтрак, как часто занимались любовью, слышали ли они вообще о Наполеоне и что думали о его политике. Между тем эти люди жили, как мы с вами, и наш долг - вспомнить их, чтобы они не канули в Лету и чтобы потом так же не канули в Лету и мы.

Примерно такие мысли и чувства посетили историков в начале ХХ века, а в начале XXI - и издательство "Молодая гвардия", которое и запустило серию "Живая история / Повседневная жизнь человечества". Серия оказалась очень продуктивной: вышло уже 46 книг, представляющих широчайший спектр "живых историй": от тонущих во тьме веков охотников на мамонтов и косметологов царицы Савской до почти родных (по "Месту встречи" или "17 мгновениям") строителей социализма в сталинской Москве и кельнеров в гитлеровском Берлине; от невинных лабораторий средневековых алхимиков или скабрезных казусов "венского шарлатана" до откровенно ангажированных описаний повседневной жизни Кремля или российского спецназа ("без скандальных разоблачений", как поспешно оговаривается в аннотации).

Велик разброс не только тематический, но и качественный: от книг совершенно безупречных до книг, не чуждых ошибок и иных содержательных и стилистических пороков. Не всегда понятен критерий отбора для перевода иностранных книг. Старые исследования, на которые не нужно покупать авторские права? Предложенные теми или иными переводчиками или спонсорами? Произвол главного редактора? Очевидно, что отбираются книжки научно-популярные, но не самые фундированные из научных и не самые увлекательные из популярных.

Вы почти не найдете в этой серии микроисторических исследований, основанных на разнообразных источниках, откуда виртуозно извлекается совершенно вроде бы не предусмотренная там информация о повседневности. Скорее, вы встретите второсортный исторический роман, полный авторских фантазий, с художественными и оценочными описаниями внешности, с придуманными диалогами и событиями, с интроспекцией и даже построенный на сюжете. Так, книга Фабрицио Кальви - это не исследование повседневной жизни итальянской мафии - от гардероба, интерьера и транспорта до семейных ценностей и жизненных приоритетов, - а вполне художественное повествование о "крестном отце" с элементами криминального детектива. Правда, здесь вроде как есть все интересующие нас детали - яркие шейные платки и рубашки от Черутти, "калашниковы" и лаборатории по производству героина, виллы и тюрьмы, - но только непонятно, чем же (кроме как меньшей увлекательностью из-за редукции action'a ) эта книга отличается от обычного детективного романа про мафию или тех же "Крестных отцов".

"Повседневная жизнь публичных домов" Лауры Адлер, французской журналистки, советника по культуре Франсуа Миттерана и вообще grande dame de la culture fran caise , - книга достаточно новая (1990). Как раз в 80-е-90-е проститутки, гетеры, путаны, гулящие девки, куртизанки и т.д. были модной исследовательской темой. И на русском языке вышел целый ряд книг на эти сюжеты - от античных гетер до секса по Интернету, - в том числе ряд оригинальных работ по проституции в России. Иностранных работ о проституции и того больше, и опять же не ясно, почему уважаемое издательство остановило свой выбор на Лауре Адлер.

Перед нами вроде бы как исследование, основанное на источниках: "медицинские трактаты, труды санитарных врачей, работы моралистов, архивные документы, редкие свидетельства самих проституток, классическая литература" - перечисляется в прологе. Потом, правда, оказывается, что источники эти автор не анализирует, а пересказывает и по большей части останавливается на текстах художественных.

И все же из книги можно почерпнуть немало любопытных фактов - особенно из приводимых автором цитат и статистики. Так, мы узнаем, что проститутки покидали свою социальную нишу в основном путем "убытия с места регистрации без паспорта"; мало кто выходил замуж и совсем мало кто - и чем позже, тем меньше - переходил к другим заработкам или открывал собственный бордель. Девушки из разных регионов пользовались определенной репутацией; так, девушки из Дьеппа считались "слишком красивыми", а бельгийки - "слишком злобными", "слишком умными" и радикальных политических взглядов. Особенно развлекательны квазипсихологические классификации проституток и всяческие аномалии, обнаруженные у них последователями Ломброзо и криминалистами, приравнявшими проституток к преступникам (узкий нос, гипертрофированные скулы и челюсти, а главное - маленький головной мозг!).

Но чтение портит пошлый стиль, совершенно мещанские пресуппозиции и выводы: "обученные навыкам любви, некоторые проститутки, хорошо понимая, какие фантазии они будят в мужчинах, становились и в самом деле воплощениями тайны и страсти"; "проститутки постоянно переживают лишения морального и психологического плана"; "жизнь в борделе очень однообразна и скучна". Да неужели?! Как уважаемый автор дошел до такого глубокого вывода? Или наоборот: а может быть, и нет, не скучна жизнь в борделе, и проститутки не страдают, а развлекаются? Язык автора мало отличается от языка цитируемых источников - беллетристики, дидактических памфлетов, полицейских отчетов; кавычки почти не заметны; и тут, и там встречаются "рабство порока", "бесстыдная профессия", "вшивенький бордельчик", "грязные извращенцы". Может быть, это призвано сообщать стилю журналистскую непринужденность?

И, наконец, две претензии к русскому изданию. Довольно странно изменено название. "Публичные дома 1830-1930 гг." переделали - из соображений большей звучности, видимо, - на "публичные дома во времена Золя и Мопассана", хотя прославленные писатели захватили лишь середину этого столетнего периода (1840-1902 и 1850-1893). Не все адекватно и с иллюстрациями. Издатели не поскупились на две вклейки весьма занимательных картинок - тут и знаменитые мастера от Ван Гога до Тулуз-Лотрека, и карикатуры, и фотографии - либо с очень красноречивым интерьером, либо с действительно роскошной женской натурой. Но многие картинки тематически лишние. Ладно еще Греция - на правах колыбели, но причем тут лейпцигские ярмарки, амстердамские бордели и американские бандерши, если книга посвящена Франции, а преимущественно вообще только Парижу? К тому же, в книге приведены репродукции известных полотен, не имеющих никакого отношения к жрицам любви, а отобранных, видимо, по принципу ню.

И еще один шаг в глубь веков. "Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира" Элизабет Бартон, впервые изданная в 1958 году, в отличие от предыдущих наших фигурантов вполне серьезная монография профессионального историка.

Автор демонстрирует фирменный английский патриотизм, продолжая расцвечивать новыми славными подробностями мифологизированную картину "золотого века" "доброй рыжей Бэсс", "самой мудрой" и "самой любящей" государыни, века смелых авантюр и военных побед, политической мощи, взлета ренессансной культуры. Это весьма эмоциональная и беллетризованная монография, полная пышных панегириков, прежде всего - королеве, красочных портретов и не всегда подтвержденных источниками диалогов и эпизодов. Это, безусловно, не сливки "новой исторической науки", с ее микроисторическим подходом, не case - study с обстоятельным изучением климата, ландшафта, трудовых технологий и неизменной гендерной проблематикой. Это общая история повседневной жизни елизаветинцев - где-то не очень критичная, где-то откровенно мифологизированная, но привлекательная богатейшим спектром собранного материала - от магистральных фактов придворной жизни до всяческих раритетов и курьезов. Мы узнаем, например, что модные пару лет назад чашки с крышками были излюбленным подарком королевы Елизаветы, а чудо современных мебельных технологий - кровать "с секретом", из которой выезжает запасной матрас, имелось и в позднесредневековой Англии, там низенькие кровати на колесиках служили лежанками для слуг. Англичан тянуло к экзотике: последним криком моды были чаши из кокосовых орехов и страусиных яиц. Из всех этих посудин пили не чай и кофе, утвердившиеся лишь в XVII веке, а знаменитый английский эль, в который для пряности добавляли мускатный орех или шалфей, а то и подвешивали в бочку с элем обжаренный апельсин с гвоздикой. Как рацион, так и мода в Англии временами обусловливались протекционистской политикой правительства: так, Елизавета запретила есть мясо по пятницам и в Великий пост - не из религиозных соображений, а дабы сохранить флот и поддержать прибрежные города, живущие рыболовным промыслом; она же обязала подданных носить шерстяные шапки - в интересах отечественного овцеводства. Мы узнаем увлекательные рецепты английских лекарей: так, малярию лечили с помощью паука в ореховой скорлупе, завернутой в шелк, подагру - маслом из рыжей собаки, а при мигренях советовали избегать дурных запахов, не плакать почем зря, не петь высоким голосом и не выкрикивать "привет!". Не менее трогательны секреты английских модниц: веснушки и прыщи выводили смесью серы со скипидаром, зубы чистили порошком из жженых соли и меда или кожурой граната, волосы обесцвечивали свинцом и негашеной известью:

Русское издание выполнено отлично: детальные иллюстрации, содержательное предисловие лучшего отечественного елизаветоведа, помещающее книгу в контекст английской историографии прошлого века. Единственный нюанс - опять, как и в других книгах серии, изменено название. Более близкий русскоязычной аудитории Уильям Шекспир беспардонно занял августейшее место: в оригинале речь, конечно же, идет о " елизаветинской Англии" - а как иначе могла определить эпоху стойкая патриотка и викторианка Бартон?