Либеральный закон

Бруно Леони. Свобода и закон / Пер. с англ. В.Кошкина под ред. А.Куряева. - М.: ИРИСЭН, 2008. - 308 с.

Я не утверждаю, что все плохо, я просто предупреждаю, что всюду опасности.
Мишель Фуко

Когда мы говорим о классике, обычно подразумевается нечто непреходящее. Но непреходящее далеко от того, чтобы быть всегда актуальным и предлагающим решения к существующей действительности. В этом двусмысленность классики - и именно в таком, двусмысленном виде работы Бруно Леони обречены на статус классики либеральной философии права.

Написанные чуть ли не полвека назад, они составили очень удачное "юридическое" дополнение к "экономическому" новаторству гуру неолиберализма в лице Мизеса и Хайека. Все эти работы объединяет особый парадокс. Они направлены на критику существующей действительности как нарушающей фундаментальные принципы свободы, но критику скорее анархическую, чем конструктивную. Они указывают, порой абсолютно справедливо, на те или иные проблемы известной им социальной действительности, но не предлагают никаких ясных путей решения проблемы. В кадре остается только картинное заламывание рук.

Анализируя историю права, Леони приходит к выводу, что на протяжении европейской истории можно выделить только три типа правовых систем: законодательную, иначе называемую континентальной; право судей, более известное как прецедентная система права; и так называемое право юристов, обнаруживаемое Леони в Древнем Риме и европейском Средневековье, очень схожее с прецедентным правом, за теми исключениями, что возможным источником права является не только судья, но вообще любой юрист - толкователь права.

Леони активно критикует законодательную систему права и в более мягкой форме высказывает претензии прецедентной системе права, позиционируя себя как сторонника права юристов (Juristenrecht), по причине того, что последнее наиболее отвечает требованиям личной свободы. Оставим проблему того, насколько право обязано соотноситься со свободой личности, - для автора это было бы вторжением в святая святых его пантеона, не будем же ради внешнего радикализма посягать на его иконы. Остановимся, скорее, на той проблеме, что Леони выносит за скобки своих рассуждений куда больше вопросов, чем те, которые он ставит и на которые готов отвечать.

Гневно обрушиваясь на законодательные практики, как часто игнорирующие мнение меньшинства и все больше передающие правотворческие функции системе исполнительной власти, Леони начинает напоминать тех мыслителей, которые отождествляют свою картину видения науки с абсолютной. Мысля как цивилист, работая с примерами из области гражданского права и иных частноправовых дисциплин, Леони так уверенно критикует влияние публичного права и публично-правовых механизмов на частное право, что как будто бы забывает о существовании внутренних проблем публичного права вообще. Желая отказаться от кодификационных практик в области гражданского права, Леони предлагает изъять данные практики из законодательства вообще. Порываясь отменить гражданский кодекс, мысль Леони оказывается готова уничтожить за компанию и уголовный. Но если и допустить, что суждения о том, как правильно действовать в частноправовом поле, можно передать группе профессиональных толкователей права, то как можно столь же легко внести подобную спекулятивность в область определения того, что является преступлением, а что - нет? Где гарантии, что не найдется горе-юрист, рассматривающий убийство или, например, изнасилование как деяние, не являющееся опасным?

Не менее странная ситуация и с проблемой, касающейся оформления и институционализации этих пресловутых "юристов", которые получат правотворческую инициативу. Логика автора по данному вопросу вызывает как минимум удивление. Затратив более половины книги на критику формирования органов законодательной власти, аналогичный вопрос в отношении потенциального сословия юристов Леони с легкой руки относит к "почти не имеющим значения". Опорой данного аргумента является опыт третейских судов и частного арбитража. Но если подобное суждение может быть обоснованно в области гражданского процесса, то аналогичная ситуация с уголовным процессом грозит как минимум масштабным произволом.

Коль скоро речь зашла о процессуальном праве, то данный аспект книги Леони вызывает наибольшее недоумение и волнение. Пожалуй, в современной России вряд ли найдется юрист, который не выучил того, что главная цель правового процесса - это установление истины по исследуемому делу. Виновный должен быть наказан, невиновный оправдан, потерпевший восстановлен в своих правах - эти максимы римского права, столь лелеемого Леони, далеко расположены от его мыслей и текста. Соответствие права свободному рынку - вот то, что его интересует, остальное уже не так важно.

Мы не знаем наверняка, как повернется история права в будущем по отношению к "модели Леони", ведь проблемы, связанные с расширением законодательной базы, остаются, и внятных решений им не находится до сих пор. Тем не менее прошедшие сорок лет закатили звезды радикального неолиберализма за небосклон. Леони не смог создать внятной школы либеральной философии права. Те мыслители, которые продолжили развитие либерализма в области юриспруденции, выступили и выступают с уже иными концепциями и предложениями. В этом внутреннем противоборстве Леони проиграл, а, например, Кельзен выиграл.

Впрочем, последнее не делает эту книгу заранее лишенной всяческой ценности. Другой вопрос, что не ясно, кто же будет ее читать? Привыкшие к строгому нормативизму и детальному анализу норм российские юристы вряд ли найдут в трудах Леони что-то способное их действительно заинтересовать. Склонность к обсуждению чисто юридических проблем со слабо оформленной контекстуальной связью с политикой и экономикой не привлечет внимания ни экономистов, ни политологов, ни собственно философов. Возможно, использование труда Леони как некоего базиса, мышление вместе с ним, но вопреки ему могло способствовать созданию некой продуктивной правоведческой позиции, но в России сейчас не видно той полноты факторов, которые благоприятствовали бы подобному развитию событий. Впрочем, не стоит исключать того, что ситуация изменится. Но это уже не имеет никакого отношения к книге Бруно Леони. Это совсем другая история, совсем другая свобода и, что, возможно, является наиболее важным, совсем другой разговор о праве.

       
Print version Распечатать