И невозможное возможно

Миф Италии в русском искусстве – один из самых пронзительных, и тем знаменательнее, что его становление пришлось на время раннего романтизма, с его культурным представлением о художнике как о нищем, больном, страдающем и рано умирающем от чахотки юноше. Исследуя судьбы русских художников, ездивших в Италию, стажировавшихся в итальянских мастерских или просто проводивших месяцы в запечатлении итальянских пейзажей, Евгений Яйленко показывает, насколько это культурное представление было реальным. Русские художники часто оставались без гроша в кармане, одолжиться было не у кого, разве что у столь же страстных русских почитателей красот Италии. Итальянские красоты ложились на холст полнозвучными мазками, тогда как сами художники создавали своего рода партер своих почитателей – сообщество тех россиян, кто был готов покупать их картины, или хотя бы рекламировать их в прессе. Итальянские путешествия, которые для других стран Европы были исключительно воспитательным проектом, в России оказались частью создания нового художественного сообщества, создания четко выраженного арт-рынка, со своими правилами. Разумеется, всякий публичный рынок, имеющий к тому же институты обсуждения работ (а таких институтов хватало, учитывая повышенное внимание тогдашней литературы и журналистики к изящным запечатлениям Италии – достаточно вспомнить Гоголя), вызывает в художниках дух соревнования, заставляя совершенствовать уже имеющиеся жанры. Яйленко показывает, как старые жанры живописи доводились до совершенства – пейзаж из фона, из театральных кулис, превратился в своего рода жанровую сцену, в почти литературное произведение в красках. Бытовая картина, не изменяя своей «анекдотической» природе, стала превращаться в некий целостный образ «другого», включавший в себя и социальную критику, и удивление, и стремление во всем разобраться. Влияние Брюллова на последующую российскую живопись – оказывается, не только в живописных приемах и верности портретов, но в самом умении рассказать историю не только как «басню о тебе самом», но и как легенду о пороках и добродетелях. Такой «легендарный» принцип, изображение быта не только как предмета отрешенного созерцания, но и как предмета активного социального и морального восприятия, стал отличительной маркой всей последующей русской живописи. Наконец, историческая картина – это сложная модель символической дискредитации того мира, в котором и возникает искусство: нужно показать гибель Помпеи, чтобы можно было потом другим художникам безмятежно рисовать помпейские пейзажи. Нужно, чтобы погибло то, что гибнет, чтобы никогда не умерла бессмертная эстетическая и нравственная интуиция. Конечно, русская литература потом будет много раз пытаться переиграть партию: уже И.С. Тургенев Брюллова откровенно презирал. Но все равно, влияние не только Брюллова или Бруни, но и второго и третьего ряда живописцев и скульпторов, изображавших фривольных античных божеств, продолжалось еще очень долго. Слишком неотразимы были художественные решения: если скульптор вдруг задумал запечатлеть «нимфу, преследуемую фавном», то вызов привычной жанровой системе, не меньше чем вызов привычной ценностной системе, сотрясает эстетический интерес на десятилетия вперед. Поэтому Италию смог вспомнить русский модерн после десятилетий передвижнического реализма – именно в силу того, что этот реализм был уже реализмом с нарушенными границами жанров, социальное негодование которого прямо наследует дерзкому обращению с сюжетами русских живописцев в Италии. Крестьяне в лохмотьях и пузатые иеромонахи – прямые наследники сатиров в виноградниках, и не из-за продолжения живописных техник, а из-за продолжающейся стыдливой экзотизации «своего», которая в итальянское время уравновешивала банализацию «чужого». А читателям книги Яйленко я бы ещё посоветовал вспоминать стихи Виктора Кривулина о Брюллове ("Геркулес, срывающий отравленные одежды при переезде русско-прусской границы в 1849 году"): оммаж великого поэта, бросающий свет на весь замысел книги искусствоведа. – А. Марков.

Яйленко, Евгений. Миф Италии в русском искусстве первой половины XIX века. – М.: Новое литературное обозрение, 2012. – 344 с. [+16c. илл.]. – 1000 экз. – (Серия: «Очерки визуальности»).

       
Print version Распечатать